Живал-бывал царь вольной человек, жил на ровном месте, как на скатерти. У него была жена, дочи да люди рабочи. Он был чернокнижник. Доспел он себе пир на весь мир, про всех бояр, про всех крестьян и про всех людей пригородных; собрались, стали пировать, и стал царь клик кликать: «Кто от меня, от царя, уйдет-упрячется, тому полжитья-полбытья, за того свою царевну замуж выдам, а после смерти моей тому на царстве сидеть». Все на пиру приумолкнули и приудрогнули. Выискался удалой добрый молодец и говорит царю: «Царь, вольной человек! Я могу от тебя уйти-упрятаться».— «Ну, ступай, молодец, прячься, я буду заутра искать, а если не уйдешь, не упрячешься — голова с плеч». Вышел молодец из царских палат, пошел вдоль по городу, шел, шел, дошел до поповой байны, думаёт в уме: «Куда же мне от царя уйти-упрятаться? Зайду я в попову байну, сяду под полок, в уголок, где же меня царю найти?»
Встает царь-чернокнижник поутру рано, затопляет печку, садится на ремещат стул, берет свою книжку волшебную, начал читать-гадать, куда молодец ушел: «Вышел молодец из моих белокаменных палат, пошел вдоль по улице, дошел до поповой байны, думает в уме: „Куды же мне от царя скрыться. [Зайду в попову байну, сяду под полок, в уголок, где же меня царю найти?”] Ступайте, слуги, ищите в поповой байне и ведите сюда». Побежали скоро слуги, прибежали в байну, открыли полок, молодец под полком, в уголку. «Здравствуй, молодец!» — «Здравствуйте, слуги царские!» — «Давай ступай, тебя батюшко-царь к себе звал». Повели слуги молодца к царю налицо, привели к царю, говорит царь: «Что, не мог от меня уйти-упрятаться?» — «А не мог, ваше царско величество».— «Не мог — надобно голову с плеч снять». Взял свою саблю вострую и смахнул у него буйну голову.
Этому царю что дурно, то и потешно. На другой день опять сделал пир и бал, собрал бояр и крестьян и всех людей пригородных, разоставил столы, и пировать стали, и опять стал на пиру клик кликать: «Кто от меня, от царя, уйдет-упрячется, тому полжитья-полбытья, [за того свою царевну замуж выдам, а после смерти моей тому на царстве сидеть». Все на пиру приумолкнули и приудрогнули. Выискался удалой доброй молодец и говорит царю: «Царь, вольной человек! Я могу от тебя уйти-упрятаться».— «Ну ступай, молодец, прячься, я буду заутра искать, а если не уйдешь, не упрячешься — голова с плеч».] Пошел молодец, вышел из царских белокаменных палат и пошел вдоль по городу, шел, шел, шел, близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли стоит превеличающий овин. Думает молодец: «Забьюсь я в солому да в мякину, где меня царь найдет?» Забился и лежит.
Царь-чернокнижник ночку просыпал, поутру рано вставал, ключевой водой умывался, полотенышком утирался, затопил свою печку, берет свою книгу волшебну, садился на ремещат стул, начал читать-гадать, куда молодец ушел: «Вышел молодец из моих белокаменных палат [и пошел вдоль по городу, шел, шел, шел, близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли стоит превеличающий овин. Думает молодец: „Забьюсь я в солому да в мякину, где меня царь найдет? ” Забился и лежит. Ступайте, слуги, ищите в овине и везите сюда!» Побежали скоро слуги, прибежали в овин, молодец забился в солому да в мякину. «Здравствуй, молодец!» — «Здравствуйте, слуги царские!» — «Давай ступай, тебя батюшко-царь к себе звал». Повели слуги молодца к царю налицо, привели к царю, говорит царь: «Что, не мог от меня уйти-упрятаться?» — «А не мог, ваше царское величество».— «Не мог — надобно голову с плеч снять». Взял свою саблю вострую и смахнул у него буйну голову.]
Этим царям что дурно, то и потешно: на третий день опять стал делать пир-собрание [про всех бояр, про всех крестьян и про всех людей пригородных; собрались, стали пировать, и стал царь клик кликать: «Кто от меня, от царя, уйдет-упрячется, тому полжитья-полбытья, за того свою царевну замуж выдам, а после смерти моей тому на царстве сидеть». Все на пиру приумолкнули и приудрогнули.] Опять выискался молодец: «Я могу от тебя уйти-упрятаться, да только до трех раз». Царь согласился. Вышел молодец из белокаменных палат, пошел вдоль по улице, шел, шел, шел, овернулся горносталём-чернохвостиком и начал бегать по земле; и под всякой корешок и под всяку колоднику забиваться и бегать по земле; бегал, бегал, прибежал перед царские окошки, овернулся золотым буравчиком и начал кататься перед царскими окошками, катался, катался, овернулся соколом, и в которых палатах живет царевна — надлетел соколком перед те окошки. Царевна соколка увидала, свое окошечко отпирала и себе соколка призывала: «Экой соколок хорошой, экой соколок прекрасной!» Сел соколок на окошечко, вскочил на пол, стал прекрасной молодец; царевна молодца встречала, за дубовы столы сажала, пили, панкетовали, пировали и чего надобно поправляли; тогда молодец овернулся златным перстнем, царевна взяла, себе на руку наложила.
Царь-чериокнижник ночку просыпал, поутру рано ставал, ключевой водой умывался, [полотёнышком утирался, затопил свою печку, берет свою книгу волшебну, садился на ремещат стул, начал читать-гадать, куда молодец ушел: «Вышел молодец из белокаменных палат, пошел вдоль по улице, шел, шел, шел, овернулся горносталём-чернохвостиком и начал бегать по земле; и под всякий корешок и под всяку колодину забиваться и бегать по земле; бегал, бегал, прибежал перед царски окошки, овернулся соколом, и в которых палатах живет царевна — надлетел соколком перед те окошка. Царевна соколка увидала, свое окошко отпирала и себе соколка призывала: „Экой соколок хороший, экой соколок прекрасной!" Сел соколок на окошечко, соскочил на пол, стал прекрасной молодец; царевна молодца встречала, за дубовые столы сажала, пили, панкетовали, пировали и чего надобно поправляли; тогда молодец овернулся златным перстнем, царевна взяла, себе на руку наложила».] Говорит слугам: «Идите, слуги, мою дочь ведите или перстень несите». Приходят слуги «Звал тебя царь налицо».— «Для чего-де, почто?» — «А сама нейдешь, дак отдай перстень с руки». Царевна сняла перстень с руки, отдала слугам. Приносят слуги перстень, отдали царю в руки: взял царь перстень, бросил через лево плечо, стал прекрасной молодец. «Здравствуй, молодец».— «Здравствуй, царь, вольной человек».— «Ну, я тебя нашел, надобно голову с плеч».— «Нет, царь, вольной человек, мне-ка еще два раза прятаться, так у нас было условье».— «Ну, ступай».
Пошел молодец из царской палаты, вышел на чистое поле, овернулся серым волком, бегал, бегал, рыскал, рыскал по всей земле, овернулся медведем, шаврал, шаврал по темным лесам; тогда овернулся горносталём-чернохвостиком; бегал, бегал, совался, совался под колодники и под корешки, прибежал к царским палатам, овернулся буравчиком; катался, катался перед царскими окошками, овернулся соколом и надлетел над окошки, где царевна живет. Царевна соколка увидала, свое окошечко отпирала. «Экой соколок хорошой!» Сел сокол на окошко, соскочил на пол, стал прекрасной молодец. Царевна молодца встречала, за дубовы столы садила, пили, пировали, панкетовали, чего надобно поправляли и стали думу думать, куда от царя уйти-упрятаться, и придумали: овернуться ясным соколом, полететь далече-далече, в чистое поле. Овернулся молодец ясным соколом, царевна окошко отпирала, сокола на окошечко посадила, соколку приговаривала: «Полети, соколок, далече-далёче в чистое поле, овернись, соколок, в чистом поле в семьдесят семь травин и все в одну траву».
Царь-чернокнижник ночку просыпал, поутру рано вставал, ключевой водой умывался, [полотёнышком утирался, затопил свою печку, берет свою книгу волшебну, садился на ремещат стул, начал читать-гадать, куда молодец ушел: «Пошел молодец из царской палаты, вышел на чистое поле, овернулся серым волком, бегал, бегал, рыскал, рыскал по всей земле, овернулся медведем, шаврал, шаврал по темным лесам; тогда овернулся горносталём-чернохвостиком, бегал, бегал, совался, совался под колодинки и под корешки, прибежал к царским палатам, овернулся буравчиком, катался, катался перед царскими окошками, овернулся соколом и надлетел над окошки, где царевна живет. Царевиа соколка увидала, свое окошечко отпирала. „Экой соколок хорошой!" Сел сокол на окошко, скочил на пол, стал прекрасной молодец. Царевна молодца встречала, за дубовы столы садила, пили, пировали, панкетовали, чего надобно поправляли, и стали думу думать, куда от царя уйти-упрятаться, и придумали: овернуться ясным соколом, полететь далече-далече, в чистое поле. Овернулся молодец ясным соколом, царевна окошко отпирала, сокола на окошечко посадила, соколку приговаривала: „Полети, соколок, далече-далёче в чистое поле, овернись, соколок, в чистоем поле в семьдесят семь травин и все в одну траву“.] Говорит царь слугам: «Идите, слуги, в чистое поле, каку траву найдете, в беремё рвите, да всю ко мне несите». Пошли слуги, нашли траву, вырвали, принесли. Царь сидит на стуле и выбират траву, и выбрал траву, бросил через лево плечо, стал прекрасной молодец. «Здравствуй, молодец!» — «Здравствуй, царь, вольной человек».— «Ну, я тебя опять нашел, теперь надобно голову с плеч».— «Нет, еще раз прятаться, последний».— Ну, хорошо, ступай, я буду заутра искать».
Вышел молодец из царских палат, пошел вдоль по лице, вышел в чистое поле, овернулся серым волком, побежал, бежал, бежал, бежал, добежал до синёго моря, вернулся щукой-рыбой, спустился в синеё море, вышел на землю, овернулся ясным соколом, поднялся высоконько и полетел далеконько, летел, летел по чистому полю, увидел: на сыром дубу у Маговей-птицы гнездо свито; надлетел и упал в это гнездо. Маговей-птицы на гнезде в тою пору не было. После Маговей-птица прилетела и увидала: на гнезде лежит молодец. Говорит Маговей-птица: «Ах, кака невежа! Прилетела в чужо гнездо, упала да и лежит». Забрала его в свои когти и понесла из своего гнезда, и несла его через синё море, и положила царю-чернокнижнику под окошко. Молодец овернулся мушкой, залетел в царски палаты, потом овернулся кремешком и положился в огнивце.
Царь-чернокнижник ночку проспал, поутру рано вставал, [ключевой водой умывался, полотёнышком утирался, затопил свою печку, берет свою книгу волшебну, садился на ремещат стул, начал читать-гадать: куда молодец ушел: «Вышел молодец из царских палат, пошел вдоль по улице, вышел в чистое поле, овернулся серым волком, побежал, бежал, бежал, бежал, добежал до синёго моря, овернулся щукой-рыбой, спустился в синеё море, переплыл синеё море, вышел на землю, овернулся ясным соколом, поднялся высоконько и полетел далеконько, летел, летел по чистому полю, увидел на сыром дубу у Маговей-птицы гнездо свито; надлетел и упал на это гнездо...] Подите, слуги, в чистое поле, пройдите чистое поле, синее море в корабле переплывите, ищите сырой дуб, дуб рубите и гнездо отыщите и молодца сюда ведите».
Пошли слуги, дуб срубили, гнездо отыскали, рыли, рыли, молодца нет. Обратились к царю. «Нашли мы сырой дуб, гнездо было, а молодца нет». Глядит царь в книжку, показыват книжка: тут, верно, молодец. Нарядился царь, сам искать отправился. Искал, искал, рыл, рыл, не мог найти. Заставил сырой дуб мелко выколоть и на огонь скласть, сожечи. И не оставили ни одной щепинки, и думает царь: «Хоть бы я молодца не нашел, да чтобы он на свете жив не был». Оборотились во свое царство, живет царь и день, и два, и три, потом служанка вутрях встает и огонь достает. Взяла из огнива плашку и кремешок, положила труток, тюкнула плашкой через кремешок, кремешок вылетел из руки, улетел через левое плечо, стал прекрасной молодец. «Здравствуй, царь, вольной человек!» — «Здравствуй, молодец, ну, нужно у тебя голову с плеч!» — «Нет, царь, вольной человек, ты меня три дня искал и отступился, а теперь я сам явился; теперь мне надо полжитья-полбытья и царску дочерь замуж». И тогда царю делать нечего стало. Веселым пирком, скорой свадебкой стали за молодца дочерь взамуж выдавать; повенчался с царской дочерью, стал царской зять, и дал ему царь полжитья-полбытья, а после смерти чтобы на царстве сидеть.