В некотором царстве, в некотором государстве, именно в том, в котором мы живем, за номером пятым, в этом доме проклятом, за номером седьмым, где мы сейчас сидим. Это не сказка — присказка. Сказка будет после обеда, наевшись мягкого хлеба, похлебав кислых щей, чтоб было брюхо толщей.
В одной деревне жил мужичок, по бедноте не было у него ничего; весной он оженился, а осенью помещик сдал его за богатого мужика в службу. Ну, как он бедняк, его отправили подальше. Денег у него не было, письмо домой написать — где он находится; жена его не знала, куда писать.
Прожила она несколько время и родила без него двух сынов. Эти сыны росли не по годам, а просто по часам. Годов через пять, как она в бедности жила, она пошла к старосте и попросила: «Староста,— говорит,— нельзя бы,— говорит,— устроить моих сынов в школу, так что я средства не имею» (а раньше учителям платили). Староста сказал: «Ну как-нибудь устроим, эко дело!»
Вот начали ребята ходить в школу. Один звался Иван, а другой Роман, и они были оба волос в волос, голос в голос, что не разберешь, какой из них Иван, какой Роман. Проходили они зиму. Проходили они вторую. На третью зиму стали ходить в школу обратным путем. Там богатого отца, старостовы, сотниковы сыны ходят — отцовские дети, а они как бы бавструки были. Их и начали ребята подталкивать: «Эх вы, бавструки». Как выйдут они на прогулку — один пихнет, другой пихнет, а им жалиться некому, и называют их бавструками (незаконно будто рождены).
Однажды они приходят домой и спрашивают у своей матери: «Мамаша!» — говорят. «А что, сынки?» — «Почему нас называют бавструками?» Она отвечает: «Вы не есть бавструки, а ваш отец служит уже шесть лет (раньше служили по двадцать пять лет), его помещик сдал вне очередь на службу».
Наутро они отправляются в школу. Вот урок у них прошел, отпустили их погулять на улицу. Ребята обратным путем подталкивают их и называют бавструками. Иван и говорит Роману: «Эй, брат Роман, мы есть солдатские сыны, а не то что бавструки. Они нас бавструками называют. Давай-ка расправимся с ими». Вот Иван которого ни хватит за руки — рука прочь, хватит за голову — головы нет. Так что которые были побойчей, те попали, а послабже сбежали. Они собрали шапки, приходят к школе. Роман поднимает угол школы, а Иван кладет под угол шапки.
Роман и говорит: «Теперь пойдем до учителя, он тоже напрасно линейкой бил нас». Пришли к учителю, учитель стал на колени и начал просить: «Простите мне, наша должность такая».— «Ладно, мы тебя прощаем».
Учителя они не тронули, а сами отправились домой. Приходят они домой. Мать у них спрашивает: «Вы чего так рано пришли?» — «Да мы там немножко подкачали».— «Как?» — «Да так: стали называть нас бавструками, ну, мы распорядилися, у которого руки нету, а у которого головы нету».— «Что же вы наделали!» — «Ничего»,— отвечают они. «Теперь нас помещик убьет».— «Это как придется»,— они отвечают.
Мужики собрали сходку, что с этими бавструками делать. Призвали помещика и позвали ихнюю мать на сходку. Когда там советовались, начал учитель сказывать, что они большую силу имеют, их не уничтожишь никаким образом. Помещик и задумался, что сделать над ими. «Мы скажем: пущай мать их прорубит пролубу и пустит их под лед».
Это ей помещик и сказывает: «Ты ступай домой, проруби пролуб и пихни своих сынов в воду, а если ты этого не сделаешь, то мы тебя туда впихнем». Она, бедная, заплакала и пошла домой. Идет и плачет, а они с нетерпением дожидают своей матери, что там на сходке скажут ей. Вот встречают мать. Мать плачет. «Ты чего, мать, плачешь?» — «А вот, сказал помещик, чтобы я прорубила пролуб и вас пустила под лед».— «Так. Ну так воротись, мать, назад, и мы пойдем с тобой». Мать воротилась назад. Идут они втроем. Сыны сказывают: «Ты, мать, иди в избу, а мы постоим под окошечком, и скажи помещику толстобрюхому: „Толстобрюхий черт, меня сыны прислали сюда“».
Она так и сделала. Помещик сгорел: «Как ты имеешь право называть меня так?!» — «А как же ты имел право сказать, чтоб я прорубила пролуб и пихнула своих детей. Так вот они сказали, чтоб завтра к двенадцати часам за ночь были сделаны булавы по двадцать пять пудов весом из мягкого железа». Помещик тут закусил свой язык. А сыны уперлись с улицы в стенку, стенка проломилась, и они вошли в стенку. Тут помещик стал их просить: «Простите меня, сделаю я вам булавы, к завтрашнему дню будут готовы».— «Ну смотри, а то на одну твою ногу станем, а другую разорвем».
Помещик отправился поживей в свое имение, заставил кузнеца выкатывать эти булавы с ручками. Так что помещик не мог до двенадцати часов сделать, то он приехал к солдатским сынам и стал просить хоть на двое суток отложить. «Ну ладно, давай. Но чтоб за двое суток готовы были булавы, а ты, толстобрюхий черт, выкати вина на деревню и зарежь трех коров и делай этим ребятам поминки, которых мы подавили, и это чтобы было сегодня устроено». Помещик сказал: «Рад стараться, все будет».— «Мы придем проведать».— «Пожалуйста, не то в деревню, хоть ко мне придете, и я там угощу вас».— «Ну мы к тебе не согласны идти, мы здесь будем поминать». Помещик уехал и живо в деревню представил вина бочку и три коровы привел в живых.
Иван и Роман не искали ножов, а целиком сорвали кожи с этих коров и сказали: «Ешьте и поминайте этих ребят, которые называли нас бавструкамн». Сами они отправились домой. «Ну иди и ты, мамаша, на угощенье туда и послухай, что будут сказывать там». Мать отправилась. Ну тут уж худого ничего никто напротив не сказал. Мать угостилась и пришла домой. «Ну как, мамаша, там?» — «Да все благополучно. Все одобряют вас, никто не ругает». А они сказали: «А-а-а...»
Прожили три дня, помещик привозит им булавы и говорит: «Нате, молодцы, ваша просьба сделана». Схватывает Иван булавку свою и говорит: «Легковата! Здесь нет двадцати пяти пудов». А Роман сказывает: «Должно быть!» — «А попробуй-ка ты взять». Роман тоже схватил. «Да, пожалуй, что и нету».— «Ты что ж делаешь так, толстобрюхий. Тебе сказали по двадцати пяти пудов, а ты по шестнадцати».— «Нет, вы попробуйте, солдатские сыны (уже солдатскими сынами называет). Если не верите, я сам видал, что вешали, даже лишнее есть, чем двадцать пять пудов». Они стали играть булавами, подбрасывают вверх, ловят и опять играют.
Помещик стоит и боится двинуться. «Ну, ладно, булавы готовы. Будем верить твоему слову чертовскому. Теперь тебе задачу даем мы: выкатить тоже бочку сорок ведер вина на эту деревню, чтобы знали все христиане, что мы идем искать своего отца, и смотри, когда угостятся, чтоб нашей матери давал мяса, мягкого хлеба (чтоб черствого не ела мать) и прислугу матери. Что ей понадобится, чтобы живчиком было представлено, а если не будет представлено, мы вернемся, то тебя и живого не пустим». Помещик сказал: «С большим удовольствием будет представлено все, что ей надо. Не то пущай покидает свою деревенскую избу и идет в мою комнату, будет ей тут прислуга постоянно подавать все. Пусть пьет и ест, что ей хочется».— «Ну, смотри теперь, толстобрюхий черт (они добром его не называют), смотри, как у нас булавы засвистят. Куда булавы засвистят, туды мы пойдем». Иван был вроде старше. Роман и сказывает: «Ну-ка, брат Иван, пусти-ка свой гостинец».
Иван схватил свою булаву и пустил — все равно что с орудий стукнуло, заушило и из виду скрылось. «Ну, давай теперь я пущу». Роман схватывает свою булаву и пустил, и эта булава пошла куда-то. Они попрощались с матерью и с помещиком — толстобрюхим чертом. «Ну и до свиданья»,— сказали они. Вот и пошли этим следом, куда булавы полетели.
Шли они, может быть, день, два. Вот входят они в один лес и смотрят на вершинах, когда булавы летели, так сучья отлетели. «Это,— говорят,— наши гостинцы летели». Проходят они лес, видят поле. На поле стоит большой дом и обнесено оградой высоко, и ограда, как на тюрьмах, что острые штыки тесаны, и видят, что на каждом колу торчат человеческие головы, а два столба стоят, на которых голов нет, и около столба лежат их две булавы. «Вот дошли,— говорят,— до конца. Гостинцы наши здесь. Для гостинцев, видишь, и место свободное, наверно, наши головы повесят тут. Делать нечего, надо спросить». Хватают они свои булавы в руки, добираются до двери. На двери замок был крепкий, двери были закрыты.
Вдруг с той стороны, слышат, открываются двери. Когда дверь открылась, то выходит старуха и говорит: «Эх, солдатские сыны, рано вы пришли. Пусть вам было бы лет по пятнадцать, а вам всего по восемь лет, и вы пошли в такую атаку. Жалко мне вас, не трогайте своих булав здесь. Поставьте на это место, где они были, мой сын ожидает вас уже три дня. Ступайте за мной,— сказала старуха,— я знаю, что вы с дороги, вы кушать хотите».— «Да, бабушка, хотим».— «Ну, кушайте поживей, а то скоро придет сын мой, так он вас сгубит».
Она их накормила и видит — сын идет. Она их взяла ударила одного по голове и другого и сделала их палками и поставила за шкап. Открывает сын-змей двери и говорит своей матери: «Мамаша, что,— говорит, — руськость пахнет». Мать отвечает ему: «Ты по Руси летал, нанюхался русской кости, то тебе отдает в избе русской костью».— «Давай поести».
Старуха дала змею-сыну кушать. Он покушал и говорит матери: «Коли придут солдатские сыны сюда, то ты их задержи».— «Хорошо, сынок, задержу».— «А я,— говорит,— полечу».— «Ну, летпи»,— сказала она. Змей улетел. Она берет эти палки, ударяет их, и они делаются, как и были. «Слыхали,— говорит,— вы, что сказывал?»— «Да, бабка,— говорят,— слышали».— «Так это сын мой».— «Слышали, бабка».— «Вот теперь я дам вам загадку. Не загадку, а просто службу сослужите мне».— «Мы рады стараться, бабка».— «Ну, ступайте за мной». Они пошли за бабушкой.
Она одному дает лопату, другому топор и ведет их на земляную гору, и на этой горе стоял дуб вершков двадцать толщины, а под этим дубом стоял склеп. В этом склепе за дверьми два богатырских жеребца стояли. (Они этого не знали, что тут есть.) Бабушка привела их, сказала: «Вы этого дуба изрубите и коренья вытяните и тогда придите за мной, и поживей старайтесь, чтоб сын не наскочил». Роман тюкнул топором — корень сразу слетел. Второй раз тюкнул по другому корню — корень слетел и топорище улетело. «Что ж мы ломаем, давай попробуем так». Они подкладали свои руки к этому дубу, то дуб пошатнулся. «А давай-ка «Дубинушку» запоем».— «А как же петь?» — «А ты слыхал, как мужики запевают «Дубинушку», когда тяжелый груз тянут? „Ох, дубинушка, охни, зеленая сама пойдет... Ура!”» Крикнули ура, хватили — дуб полетел. «Видишь, дубинушка пособила»,— «Ну ты, Роман, беги к бабушке, а я остатки коренья выдерну». Роман побег к бабушке, а бабушка только домой пришла. «Бабушка, да у нас дуб готов».— «Вот молодцы, ребята,— сказала баба.— Я думала, часа на три вам хватит, а я только дверь отворила, а ты за мной. Ну, пойдем же, беседовать некогда»,— сказала баба.
Когда пришла бабушка сюда, то Иван уже коренья выдернул и почти землю выкопал до дверей. Она и сказывает: «Вот, солдатские сыны, здесь стоят две лошади богатырей. Они принадлежат вам. Когда двери откроем, жеребец выскочит, то ты крикни: „Стой, песье мясо, передо мной, не ты будешь владеть мной, а я тобой”». Они так и сделали. Тогда лошадь остановилась и поклала голову на Ивана — солдатского сына. Так взял и Роман свою лошадь. И надела она им богатырскую одежду, и дала им мечи по двадцать пять пудов, и говорит им: «Теперь вы отправляйтесь в дорогу. Когда приедете вы к морю, то пустите своих лошадей погулять на воздухе, и они от вас никуда не пойдут. Ну только спать не ложитесь у моря, а то мой сын будет лететь и увидит коней и вас и вы будете спавши, вы будете побижены, а если не будете спать, то он с вами ничего не сделает, не осилеет он вас двоих и вы его живого не пускайте».
Они пустили своих коней н начали играть в мячик, чтоб не заснуть. Немного поиграли в мячик, вдруг является змей шестиглавый. «Да, старый черт, я собственно слыхал, что русь-кость пахла в избе. А она мне ответила, что „по Руси летал и русь-кость нанюхался, так тебе везде сдается”. Все равно вы от меня не уйдете!» Братья схватили свои шашки, и явилися мигом ихние лошади. Иван срубил две головы змею, и Роман две, а у змея уже две нарастает головы опять. Они еще по голове срубили, а у змея еще выросли три. То одна лошадь поднялась на дыбы и змею на плечи взвалилась, а другая по боку ударила копытами, и змей свалился, и лошади пригнели змея ногами (вот лошади-то!). Они остатни дорубили головы, и на куски его порубили, и наклали костер дров, и бросили его в огонь, а сами сели на лошадей и уехали.
Ехали они мало, где остановятся, сами делают шатер себе с холста, лошадей пускают на божью волю. Утром прочинаются, и лошади к ним являются. Седлают лошадей и в путь-дорогу выезжают. Вот едут дорогой — стоит столб, и две дороги лежат, написано на таблице: «Кто поедет правой стороной, тот будет сыт и богат, а левой стороной неизвестно что будет» Они стали и прочитали и говорят сами с собою: «Какие же мы есть богатыри, что мы вдвоем ездим вместе, придется нам разделиться. Одному ехать в правую, другому в левую и сделать такой договор, что если вот такого числа не сойдемся где-нибудь, то должен воротиться на это место, на котором мы разъехамши, и ехать тем следом, куда он поехал. Ну и вот как мы теперь? Кто же из нас поедет по правую, кто по левую?» Роман говорит: «А давай кинем жребий, то обижаться не будем друг на друга».— «А какие жеребия мы кинем здесь?» — «А вот стоит куст ореховый: слезем с лошадей, выломим себе вичку и станем мериться, кого рука будет наверху, тому ехать в правую сторону». Роман выскакивает, ломает вичку, подносит Ивану — и стали мериться. Иванова рука оказалась наверху. «Вот тебе, брат Иван, ехать в правую сторону, а я поеду в левую. Проездим месяц, если я не буду, то ты ворочайся, ищи меня, а если тебя не будет — я вернуся на это место и поеду искать тебя». Они распростилися и уехали.
Ну, а теперь мы бросим Романа, а возьмемся за Ивана.
Вот Иван мало-немного проехал — по правой стороне стоит избушка на куриной ножке и к лесу дверями, а к дороге стенами. И он подошел к избушке. Как ни подойдет — избушка вертится, все попадает стеной к нему, а он и крикнул: «Избушка, стань к лесу стенами, ко мне дверями». Избушка стала к нему дверями. Он открывает двери, там сидит мужичок, сам маленький — до потолка, голова в пивной котел, и говорит ему: «Ну спасибо, Иван — солдатский сын, что ты заехал ко мне. Есть у меня для тебя попить и поесть, но жалко, что для лошади нету корма. А второй раз будешь ехать, я приготовлю для лошади твоей». Иван — солдатский сын поблагодарил старика за то, что его угостил. «Ну вот, я даю тебе подарок, Иван — солдатский сын, знаю, что вы с бедного состояния, у вас ниоткуда чего взять, то вот тебе мой старый кошелек, на, понадобятся тебе деньги, то ты стряхни кошельком,— сколько надо, столько ты и возьмешь (вот кошелечек-то!), и в другой раз заезжай, не забывай меня». Иван поблагодарил старика и поехал дальше.
Приезжает Иван в город (так, как в Ленинград), где жил государь. Заезжает в гостиницу, снимает номер в гостинице (денег хватит у него!) и нанимает сарай для лошади. Проживает он день в гостинице этой, ну и второй, может быть, и третий, там неизвестно уж. Утром просыпается: что-то жалобные флаги вывешены, и он спрашивает у хозяина: «Хозяин, что это у вас такое, вывешены траурные флаги?» — «Молчи, молодой человек, это у нас несчастье здесь в городе».— «А что такое?»— «Да царю змей прислал, шестиглавый, письмо, чтоб государь прислал свою дочку на поедание змею, а если государь не пошлет, то он все царство сожгет. Так это и жалобные флаги вывешены. А у царя дочка одна». Иван выслушал его разговор и говорит ему: «Ты, хозяин, засыпь моему коню порцию овса и подай мне порцию еды».— «Сейчас, молодой человек, сей минутой сделается». Иван покушал и говорит хозяину: «Хозяин, я уеду на охоту».— «Ну поезжан». Он отправился на охоту.
Приезжает к морю, а там государева дочь была в беседке прикована цепями. Он ей говорит: «Здравствуй, прекрасная царевна!» Она думала, что это змей такой красивый. «Еще ты называешь меня прекрасной царевной, а приехал меня поести».— «Нет,— говорит,— я не змей». Скинул шапку, перекрестился. «Я приехал сбавить тебя. Сбавлю или нет — а все-таки попробую». Сорвал с ей цепи и бросил в море. Вдруг выходит змей из моря и говорит ему: «Да, государь милостив. Я требовал одну, а он прислал трое. Будет выпить и закусить».— «Может, закусишь, а может, подавишься». Змей засмеялся: «Такого противника у меня нету и близко, а есть в некотором царстве, в другом государстве два солдатских сына, так они еще молоды, им только по девять лет. Так их сюда ворон костей не занесет». А он отвечает: «Ворон костей не заносит, а сам добрый молодец приходит». Он спрашивает: «Ты Иван — солдатский сын аль Роман? Так ты моего дядю ушлепал?» — «Да,— говорит,— я».— «Это тая, проклятая, вам лошадей дала. Ну ладно, я все-таки с тобой справлюся».— «А посмотрим»,— он отвечает, духом не падает. «Ну, Иван, что ж, будем биться аль мириться?» Иван отвечает: «Не приехал мириться, а приехал побиться. Кому достанется государская дочь: мне али тебе?» — «Давай»,— говорит.
Иван как рубнул — три головы слетело со змея, а змей как ударил, Иван по колено в землю вошел, Иван срубил еще две головы. Змей его вбил в землю по пояс. Иван и говорит ему: «О, змей, мы бьемся, деремся, цари и короли бьются и то одышку делают, а мы с тобой не отдохнем, за какую-то королевну бьемся». У змея еще две головы вырастает. «Ну давай, отдохнем» (Змей надеется, что у него голов прибавится, а Иван надеется, что из земли выберется). Иван выбрался из земли и стал на крепкой почве и говорит: «Мы уже отдохнули».
И опять мечом ткнул его. Остается у змея одна голова (головы не успели вырасти). Змей его ударил, но глубоко в землю не вбил. Змей ему и говорит: «Последняя голова осталась. Хоть ты молод, да умен (змей сидит, что обдул Иван). Теперь вижу, что я погиб (змей уже сознается)». Иван махнул мечом и остатки срубил. Головы кладет под камень и берет у царевны зарученное кольцо и отправляет ее домой. Она его зовет на пару стаканов чаю. Он ответил: «Я через месяц приеду, а сейчас мне некогда». Он и еще ей сказал: «Я через месяц приеду и буду жениться на тебе». Она его обняла, поцеловала и сказала: «Проводи меня хоть до города». А он ответил ей: «Небольшая ты есть хрелина, можешь дойти одна, а мне надо поспеть в другое место». Она заплакала и пошла, а он сел на своего коня и отправился.
А в то время водовоз брал воду, все видел, как он бился со змеем и куда клал головы и языки. Он подходит к царевне и говорит ей: «Скажи, что я тебя спас». И она ему говорит: «Как же я могу говорить, что ты меня спас?» — «Как хотишь, не скажешь, так вот черпаком убью и в море брошу и скажу, что змей съел». Она думает: «Вот беда: одного сбыла, на другого наскочила... Ладно, скажу, что ты меня освободил и змея шестиглавого убил».— «Сядь на коленях и поклянись и ком земли съешь, тогда поверю, что ты это скажешь». Она это сделала. Он ее под мышку взял и тащит домой.
Когда привел, она и рассказывает, что вот такой-то убил змея. Тут ему нашивочки нашили н почет дали, и сказал государь: «Зятем будешь моим».
Иван приезжает в свою гостиницу, домой, и говорит хозяину: «Ты, хозяин, дай мне две порции поесть сразу и дай коню моему порцию овса, я на трое суток закрываю свою комнату и буду писать письма домой, чтоб никто не приходил ко мне трое суток, так что я выходить не буду, а лошадь — смотри, корми как следует каждый день». А сам пообедал и лег спать на трое суток. На третьи сутки прочинается, опять по церквам звоны пошли и жалобные вывешены флаги, и он у хозяина спрашивает: «Хозяин, что это такое?» — «Молчи, молодой человек, тот раз шестиглавый змей требовал царскую дочку, а теперь девятиглавый. В тот раз водовоз змея шестиглавого убил, так надеется, что, может быть, и этого убьет».— «А дочка, что ж, одна у государя?»— «Одна, одна дочка». — «Дай-ка мне две порции поесть скорей и засыпь коню две порции овса».— «Сейчас, молодой человек».— «Ну, ну, ну,— поскорей!» Поел. «Ну, я отправляюсь на охоту». Ну вот и отправился.
Когда он поспешил, то первый раз народ его не видал, а второй раз, когда он ехал в тую гору, в тую беседку, шел народ оттуда. Народ упал весь на землю, все сказали: «Поехал змей». Он шибко ехал, и его признали за змея. Когда приехал он туда, она прикована была обратным путем. Она и говорит ему: «Вот, милый друг, не повел ты меня до города, то пришлося мне дать клятву водовозу. Ему уже нашивки нашили».— «А тебе не все равно? Либо был мужик. Ну вот и жених будет, из бедного станет богатый. Все равно, хошь за мной, хошь за им». Ну как рассказывать дальше некогда было ей — явился змей и говорит: «Да, государь милостив, прислал выпить и закусить. Я ждал одну, а он прислал трех». А Иван говорит: «Может быть, и выпивкой подавишься». Змей усмехнулся: «Это,— говорит,— ты убил брата моего, а меня не убьешь».— «Посмотрим».
Иван своего коня не привязал к беседке, а только подвязал поводок. Когда Иван ударил змея — три головы срубил, а змей Ивана выше колен в землю вбил. Он второй раз махнул — тоже три головы срубил. Остается у змея три головы, а две нарастают, то лошадь кинулася на змея и сбила змея с ног, а в тое время Иван выскочил из земли, но с ухваткой, срубил две головы. Змей ему и говорит: «Счастлив ты через лошадь. Я погибну, а у меня брат приедет на лошади, двенадцатиглавый».
Все-таки Иван кончил его и сказывает царевне: «Кольцо я у тебя взял, а теперь ты дай водовозу кольцо, как ты клятву дала, и выходи замуж». А она ему отвечает: «А где ж ты будешь встречаться с двенадцатиглавым змеем?» (Она слыхала эго.) —«А придется у этой беседки встречаться, и ты будешь тут. А где ж ваш водовоз сидит?» — «А вон там на дубе».— «Ну я заеду, покалякаю с им». Ну вот, подъезжает к дубу, а царевна осталась тихонько идти. «Ну-ка, вояка, слазь-ка с дуба, мы поговорим с тобой».— «Нет, не полезу».— «Ну скатишься, что горошина».
Иван слез с коня, тряхнул дуб, он и покатился; и до земли не допустил, на воздухе его хватил и поставил его на ноги, своей плеткой вдарил его тихонько один раз. «Ну и довольно, будет с тебя. Бери царевну, вези домой и можешь жениться на ней. Я женатый уже, и мне не надо». Водовоз зарадовался, что попадает кусок товару хорошего. Вот он взял царевну и повел. Там ему уже стали делать перевязку от кнута.
Иван — солдатский сын приехал в свою гостиницу и таким образом сказывает хозяину: «Подай мне две порции поести». Хозяин подал, и он сказал: «Смотри, на трое суток запираюсь в комнату, чтоб ко мне никто не приходил, буду писать письма, а лошади давай такую же порцию, как и надо, а я выходить не буду». И лег спать. Трое суток спит. На третьи сутки прочинается, опять по церквам звоны и жалобные флаги. Он хозяина и спрашивает: «Что такое, хозяин?» — «Молодой человек, двенадцатиглавый змей пишет государю, чтоб он прислал свою дочку на поедание. А если государь не пошлет, то он все царство наше сожгет».— «А во сколько часов?» — «В двенадцать часов ровно, чтобы она была там у моря».— «Так дай-ка мне тройную порцию и лошади моей дай тройную порцию. Дай мне, хозяин, сто рублей денег».— «Ой, помилуйте, молодой человек, ей-богу, сейчас денег ни копейки нету»,— «Так ступай скорей сюда». Хозяин скорей приходит. «Держи полу». Хозяин свой халат поднимает, подходит к нему, и он вынимает кошелек, начал трясти в его полу. «Ну что, будя?» — кричит. «Прибавь еще немножко».— «Ну смотри, я буду прибавлять, а если упустишь — все мои».— «Нет, не упущу». Он сильнее стал трясти кошельком. У хозяина руки изомлели, а все мало. У хозяина и руки разъехались, и деньги посыпались па пол. Он на хозяина: «Прочь из комнаты!» — «Дай хоть половинки». — «Ну, забирай скорей все». Хозяин кряхтит, загребает: «Вот вам полтораста рублей денег».
Иван берет эти деньги, садится на своего коня, приезжает в магазин. «Дайте мне пять пудов пеньки». Ему подают пять пудов пеньки. «Дайте мне бочку смолы». Ему подают бочку смолы. «Дайте мне ведер в шесть котел такой». Ему и котел подают. Он это все забирает, садится на своего коня и футь — пошел. Вот приезжает, становит котел, наливает смолы и начал греть. Когда смола согрелася, он берет седло с лошади и мочит в смоле пеньку и обкручивает своего коня пенькой так, что обвертел коня почти на два вершка толщиной кругом. Тогда кладет седло, садится на коня и отправляется к морю.
Приезжает сюда, только управился снять цепи с государской дочки, тут является змей двенадцатиглавый и говорит ему: «Ну вот, Иван — солдатский сын, теперь мы будем биться аль мириться?» — «Не на то приехали мы, чтоб мириться, а приехали биться». То змей ему отвечает: «Мы теперь пустим своих лошадей биться, а потом будем биться сами, если твоя лошадь побьет мою лошадь, придется мне погибнуть, а если моя лошадь собьет твою — придется тебе погибнуть».
Вот пустили они лошадей, то змеев конь как хватит этого коня за шкуру, так кусок пеньки летит смоленой. А Иванов конь как змеева коня хватит — кожи клок вон. Так что Иванов конь избил змеева коня. Змей сказывает Ивану: «Ты хитростями сбил моего коня, а меня не собьешь». А он отвечает: «Если я ухитрился сбить коня, я ухитрюсь сбить и тебя».
И начали они биться. То когда Иван ударит — три головы слетают, а он его по колено в землю вбил, и он второй раз махнул — три головы сбил, змей его до пояса вбил. Иван махнул третий раз — тоже три головы ему срубил, а у него две головы вырастает. Змей вбил его в землю до рук. Иван — солдатский сын сказывает: «Эх, змей, из-за какой-то королевны мы бьемся. Цари-короли дерутся и то одышку делают, а мы с тобой не отдохнем. Давай хоть по черпаку воды выпьем». Ну вот, змей ответил: «Давай отдохнем». (Змей надеялся, что у него головы прибавятся и, когда выпьет воды— сильнее будет.) Они стали отдыхать. Иван выбрался из земли, а у змея выросло две головы. Иван и крикнул на царевну: «Эх, прекрасная царевна, за тебя мы бьемся, хотя бы подала нам по черпаку воды». И он черпает и подносит Ивану — солдатскому сыну. Когда Иван выпил, то змей говорит: «Подай же и мне воды». Иван отвечает: «У тебя ж не одна голова, а пять, так пока она пять черпаков принесет, она и устанет. Можно и так обойтиться. Теперь давай драться».
Вот опять они начали драться. Когда Иван махнул — отрубил три головы, а у него еще остаются две. Ивана по пояс в землю вбил сразу змей. Тогда подскакивает лошадь и сбивает змея с ног. Тут Иван кончил все головы ему. Головы — под камень, языки — на камень и попрощался с царевной. И сказал ей: «Можешь выходить за водовоза замуж, а я женатый». Царевна заплакала, но делать нечего, только сказала: «Жалко, жалко». Иван отправился в свою гостиницу, а водовоз взял ее и повел домой. Иван приезжает в гостиницу, сказал хозяину: «Подай мне две порции, и ко мне трое суток никто не ходи. А коня смотри».— «Хорошо, хорошо».
Тут прошло несколько дней, а он проснулся и спрашивает: «Ну, что у вас слыхать в городе?» — «А слыхать у нас в городе то, что будто венчается водовоз на государской дочке и он будет у нас государем».— «Ну так вот, хозяин, к этому дню, когда он будет венчаться, чтобы ты свою гостиницу!.. Была бы духовая музыка, и кто ни придет — на мой счет угощать, и духовая музыка на мой счет. И чтобы музыка все время играла».
Хозяин знал, что у него такой кошелек и расплатиться есть чем. И нанял музыку. И музыка играла цельные сутки без перестанка. Когда они ехали к венцу, Иван подъехал, схватил ее на коня и привез в эту гостиницу. Все сплеснули руками и подумали, что змей схватил государскую дочь среди города и куда повез — неизвестно. Так жених и остался ни при чем. Тогда государь во всех церквах стал отпевать ее. Вывешены были траурные флаги, и все трактиры, магазины на трое суток закрыты были, и не велено в музыку играть. Но в этой гостинице, как нанята была музыка — должна была играть. Государь говорит: «Почему в такой-то гостинице играет музыка, не закрывается? Моего приказания не слухают?!»
Вот посылает он людей, чтобы была закрыта эта гостиница немедленно. Эти посланные приходят заявить, чтобы эта гостиница была закрыта, и видят государскую дочь здесь. Тогда государь приезжает сам в эту гостиницу. Она и говорит отцу: «Отец, вот мой избавитель, который сбавил меня от змея». А он отвечает: «Да, теперь ты нашла другого. Тебе просто сказать, что этот тебя сбавил. Почему ты тогда не сказала?»
Велел закрыть эту гостиницу и арестовать этого молодого человека. Арестовали, и одели его в кандалы, и повели его к государю на допрос. Иван — солдатский сын и говорит: «Пусть же ваш вояка покажет, где лежат змеевы головы. Когда он змея убивал, куда он девал головы?» И водовоз говорит: «Под таким камнем один, под таким камнем другой, под таким камнем третий». (Он ведь видал.) — «Тогда,— говорит Иван,— пойдемте к морю, и пусть он поднимет камень и покажет». Вот они приходят туда, водовоз и говорит: «Здесь головы шестиглавого змея, здесь — девяти, здесь— двенадцатиглавого». (По языкам видел.) — «Ну так вот, ты подыми камень и покажи головы. Языки видно тебе, что на камне лежат, а покажи головы». Он и пошел кругом камня, камень ворочать — так где же ему повернуть тот камень! Камень не ворошится. А Иван — солдатский сын закован в кандалы.
«А вот я покажу». Он подходит к этому камню, где лежат головы шестиглавого змея, не руками взял, а взял ногой как свистнул, камень покатился в море, и кандалы полетели вслед, порвались. А потом подымает все камни, показывает публике. Вся публика сказала: «Действительно, этот освободил, а не водовоз. Водовоза за эти штуки взять и к конскому хвосту привязать и пустить в чистое поле». А Иван — солдатский сын отвечает публике: «Зачем гонять лошадь зря?» Подхватывает его за поясок и бросает его среди моря. «Вот, пусть рыба ест».
За теми пирогами, которые были приготовлены к той свадьбе, сделали его свадьбу. Вот и стал женатый Иван — солдатский сын. Пожил он дня три-четыре со своей женой и говорит ей: «Пойдем-ка прогуляемся, дорогая». Они вышли на балкон, стоят на балконе, разговаривают. Иван видит, что вроде кладбища стоит роща, и спрашивает у своей жены: «Что такое за лес?» Она ему отвечает: «Эта роща называется Марьина роща у нас. В эту Марьину рощу как кто пойдет, никто не вернется назад. Два полка солдат послали, и то их нету». Он выходит к балкону и сказал: «Оседлайте мне коня!» — «Куда ты поедешь?» — «А поеду, прокачусь».— «Только, пожалуйста, не едь в Марьину рощу».
Он как сел, свистнул — прямо в Марьину рощу и полетел. Захотелось ему знать, что такая за Марьина роща. Но жена наблюдала и видит, что он отправился в Марьину рощу. Когда он только уехал в Марьину рощу, тут оказывается лисица ему, он за этой лисицей погнался. Он ехал, кажется, немного, а проскочил в другое царство, а лисицы догнать не мог. Ехал он деревнями, ехал он скалами (за этой лисицей все гнался). Вдруг стоит дом один. Дом на всем пути встретил. То лисица под ворота, а лошадь через ворота проскочила. Он поставил свою лошадь и пошел в дом. Отворяет двери: тут солдатская оказывается кухня, обед варят. Он спрашивает: «Кто здесь живет?» Ему никто не отвечает, сделались все камнем. Он отворяет другие двери, дальше пошел и видит — солдатская швейня: одежду солдатскую шьют. Когда он спросил, то и они камнями сделались. Он видит третьи двери. Он отворяет третьи двери, не обнаживши своей шашки. Вдруг навстречу бежит старушка (та самая, которая вела его сюда— волшебница, лисица). Он спрашивает: «Кто здесь живет? Выхватил шашку, а она махнула на него носовым платком и сделала его камнем.
Проходит время, как они договор сделали с братом.
«Надо теперь вернуться на тую дорогу, на которой я был и распростился с братом». Вот приезжает Роман на эту дорогу, заворачивает на тот след, куда брат поехал, конь его быстрее понес. Конь знал, что уже брата нету. Заезжает он следом, стоит избушка на куриной ножке, тая — лесу дверями, а к дороге стенами. Он заходит к дверям, избушка покрутилась опять (на куриной ножке она крутится, чтоб никто не заходил). Он крикнул: «Стань, избушка, к лесу стенами, а ко мне дверями». Избушка стала. Роман открывает двери. Сидит в избушке маленький человек — ростом под потолок, голова с пивной, с банный котелок. Он говорит: «Здравствуй, дедушка».— «Здравствуй, здравствуй. Ну спасибо,— дедушка сказывает ему,— что ты мимо не проехал меня и заехал ко мне. То теперь,— говорит,— есть для вашей лошади корму, я запас, и есть для вас, что попить-поести». Стали они угощаться. Дедушка угостил его, и он отправился в дорогу. Дедушка не знал, что это был его брат (они волос в волос были, голос в голос). Подарка ему никакого не дал (тому дал кошелек, вот бы нам такой кошелек!).
Вот Роман отправился быстрей. Приезжает он в этот город, лошадь везет его прямо на постоялый двор, где Иван стоял. Выскакивает хозяин и кричит: «Здравствуйте, ваше императорство! Спасибо, что заехали к нам. А мы все думали, что вас и в живых нету». А он отвечает: «Как в живых нету? Вот мы». Стал он угощать. Пошел слух, что государь приехал, не заехал раньше домой, а заехал в гостиницу. И он тут угостился и садится на коня и отправляется его следом. Вдруг его на дороге встречает хрелина молодая, жена Ивана, и бросается ему на шею. «Эх ты, милый друг, сколько времени не было тебя, и ты раньше не заехал домой, а заехал в гостиницу». Роман отвечает: «Это по привычке».
Вот приехали они во дворец, и он приказал поставить лошадь на место (где стоял братов конь). Коня поставили. Она его повела в комнату, показывает: «Что тебя не было, я и в комнате мало находилася». Тут они угостилися, выпили, закусили. Пошли в комнату, и она к ему повисла на шею кряду. Он и говорит ей: «Ты,— говорит,— сегодня поменьше со мной заигрывай».— «Почему, милый мой?» — «Да так»,— говорит.
Вот уже проходит ночь, надо спать (как и нам, грешным людям, знаешь). Он и говорит ей: «Знаешь, моя дорогая, что? Ты мне постели постель особенно. Я буду один спать».— «Почему,— говорит,— так?» — «Да так»,— говорит. Он берет свой меч и кладет посредине кровати и сказал ей так: «Там вот лежит в среди меч. Если ты покладешь на меня руку — рука у тебя прочь, а если ногу — нога прочь». Она легла. Когда он заснул, она берет платок и бросает на него платок: половина на нем, половина у нее в руках. Она тут ночи не спала, боялась повернуться, чтоб не дотянуться до его меча. И проспали они до утра.
Утром встают, чаю попили, она и говорит ему: «Я думала, друг, что ты поехал в Марьину рощу и что оттудова не вернешься».— «Нет, а где же это ваша Марьина роща?» — «А я тебе показывала с балкона, а ты прямо туда, и я следила за тобой с балкона, что вы поехали прямо в Марьину рощу».— «Так покажи-ка мне ее, что за Марьина роща». Она вышла на балкон и показывает: «Вот она».— «Ну я сейчас поеду в нее»,— он отвечает. «Да что ты, милый мой. Туда полк солдат послали, и те не вернулись, а ты поедешь!» — «Какой же я есть богатырь, что я буду бояться Марьиной вашей рощи? Я мигом туда полечу».
Сел на коня и уехал прямо в Марьину рощу. Когда он подъехал к Марьиной роще, является эта самая лисица. Ну он за этой лисицей гнаться. Лисица этим следом, которым и брата вела. Он пролетел в царство ее. Стоит дом на поле, кругом камень есть. Лисица под ворота, а лошадь через ворота с ним перескочила, и лошадь подошла к лошади Ивана и стала лизать. А она стоит, как камень, но видно, что лошадь. Роман видит, что это его брата конь. Он поставил своего коня рядом. Сам обнажил шашку и пошел.
Он первую дверь отворяет, солдаты варят обед. Он спрашивает: «Кто здесь живет?» Они камнем все обратились, не ответили ему ничего. Он отворяет другие двери, то солдатская швейня: шьют солдатам одежду, он тоже спросил: «Кто здесь живет?» Они камнем обратилися. «Ну, теперь я отворю третьи двери. Спрашивать больше не буду, кого увижу — сейчас голову сниму».
Отворяет третьи двери и вперед пускает свою шашку. Вдруг является к нему старуха, и он, не спрашивая ее, чикнул, срубил ей голову. А у ее в руках носовой платок. Он тогда берет этот платок и стал искать по карманам, что еще есть. Вынимает он другой платок, Взял, махнул платком, который был в руке у этой старухи, она сделалась камнем. Он видит, что стоит здесь тоже отмалеванный человек, как и он, только камень. И он махнул этим платком, который был в кармане, то брат такой стал, как и был, и говорит: «Эх, как я долго спал». А тут за дверями крикнули: «Ура! — все.— Вот спаситель, спас все царство». Он глянул в окошко: где были скалы, тут оказался город, люди засуетились по всему городу и вот кинулися в этот дом и крикнули все на Романа: «Ты у нас будешь государем!»
И вот он вступил на престол. Тут и брат его был с ним же. Тогда Иван и говорит: «Ну давай же, брат, поедем ко мне, я ведь тоже царем».— «Знаю, знаю,—отвечает Роман,— давай поедем в твое царство». Роман дал брату платки: «Вот,— говорит,— я какие платки имею». Проехали они мало-немного, стали разговаривать про жисть. Роман усмехнулся и говорит: «Знаешь, брат Иван...» — «А что?» — говорит. «Я сегодня ночь ночевал с твоей женой». Ивану стало жалко, что тот, может, что сотворил, и думает: «Что же, пусть такую насмешку никто знать не будет, и верить никто не будет, что брат был у меня, что брат освободил меня». Вынимает из кармана платок и махнул на него этим платком. Роман сделался среди дороги камнем, а он быстрее стал ехать домой. Что ни гонит своего коня, дорога не передится. Видит, что у него конь смутно идет, как он его ни подталкивает, конь не несет, не шевелится. Он сам себе подумал: «Эх, какой я есть дурак, жену-то я могу найти себе, а брата не найду, и он меня освободил, а я такую подлость сделал для него. Вернусь назад, попрошу прощенья». Когда только он повернул своего коня ехать к брату назад, то конь полетел, что из ружья пуля. Так что он ехал туда целый час от брата, а к брату приехал за пять минут. И махнул другим платком и начал просить: «Прости, брат, мне, что я сделал так».— «Ну ладно,— говорит,— пусть так. Приедешь домой, узнаешь, как я с ей спал».
Вот они уже приезжают вечером в такое время, как мы с вами сидим, часов в девять-десять, и подъезжают к государскому дворцу, стоят часовые на часах, на воротах. Вот Роман подъехал и спрашивает: «Дома ваш молодой государь?» — «Да, был,— говорит,— третьего дня дома. Его,— говорит,— не было двенадцать дней. А третьего дня он приехал и опять уехал».— «А молено туда, до жены его добиться?» — «Не знаем, мы не могим тебя туда пропустить». А они говорят: «Вы посмотрите, может, государь ваш здесь. Хорошо вы знаете его?» — «А мы и не видали его, что за государь» (где каждый солдат знает государя). Он слышит, что голос подходит под ихний голос. Роман и спрашивает: «Ты,— говорит,— служивый, сколько лет служишь?»— «Девять лет, десятый пошел».— «А с какой ты местности?»— «Вот с такой-то».— «А деревню вашу как зовут?»— «А вот так-то» (там Переечи или Слобода, скажем, Переечи).— «А кто ж у тебя дома есть?» — «А теперь не знаю, кто у меня дома есть».— «Да что,— говорит,— писем не пишешь?» — «Да простите, писать не на что, нету капиталу». — «А с дому вам пишут? Тебе пишут с дому?» — «Да почти некому с дому писать. Кому?» — «Почему некому писать?» — «А потому некому писать, что я перед службой женился и каких-нибудь четыре месяца пожил с женой, так не знаю, жива она али померши. А девять лет друг другу не писали, и она не знает, где я живу, а мне писать не на что, так что я уже позабыл». (Это правильно сказано.) Роман и говорит: «Забывать не надо». А Иван постаивает, помалкивает.
Вот Роман подъезжает к нему ближе, берет его за шкирку и садит его к себе и говорит: «Ты — отец наш. Теперь поедем в ворота». Ворота были закрыты. Иван говорит: «Надо открыть ворота. Я сейчас открою». Взял толкнул ворота — полетели со стояками. Дорога очищена. Подъезжают к крыльцу, там уже известь дана. Жена Ивана выскочила и бросилась к одному на шею, к другому на шею, и солдат с ими тут, и пошли они все в комнату, она и говорит: «Для чего солдата ведете?» А Роман отвечает: «Этому солдату поклонишься в ноги да поцелуешь руки». А Иван все помалкивает, да такой смутный.
Роман и говорит: «Вот за это твое слово, что ты сказала, для чего солдата ведете, поклонись этому солдату низко в ноги и поцелуй у его руку и попроси у его прощенья за свое слово». Она так и сделала. Поклонилась, поцеловала руку, а Роман говорит: «Скажи: „Отец прости мне“». То солдат говорит: «Ну, я прощаю тебе».— «Ну ладно,— сказал Роман,— теперь же давай-ка мы угостимся, мы с дороги». А Иван все помалкивает. Роман командует.
Собрались государь старый, государыня. Вот он стал, Роман, сказывать: «Ну теперь, голубушка, узнай-ка своего мужа сейчас, который твой муж есть? Я аль этот?» — «Да я не знаю, который муж».— «Ну вот, если ты не знаешь, который твой муж, так вот расскажи-ка, как третью ночь ты ночевала с мужем?» — «Да, действительно, спала на одной постели, но он просил меня, чтобы я постлала отдельную постелю, но я не согласилась. Ну он все-таки от меня не мог откреститься, я легла с ним на одну постель. И он встает и берет сбою шашку (али меч — все равно), и кладет в середину, и сказал мне, что если ты покладешь на мене руку, то рука прочь, а если ногу — то и нога прочь. Ну когда он заснул, то я сделала опыт: взяла бросила платок на его половину, половина на ем, а половина у меня в руках. Я второй раз — не поверила этому, взяла свою кофту бросила, и кофта — половина у его, половина у меня. Я сняла свою юбку, в которой спала, и бросила на него: половина у меня в руках, а половина у него, то я целую ночь не спала и боялась повернуться».
Тогда Иван бросается Роману в ноги и просит его: «Прости, брат, мне за эту за мою вину».— «Ну, проси отца, он простит тебе вину». Иван стал просить отца, чтобы он простил ему эту вину. «Ну вот, этот твой муж, который поклонился мне». Вот они стали здесь подгуливать, погуляли сутки, отдохнули — другие погуляли. Роман и говорит брату своему: «Ну, пусть отец живет у тебя, пока я съезжу домой». Оседлал коня и махнул в деревню за матерью.
Приезжает он в деревню, заходит в родительскую избушку, а там уже другой бедняк живет в этой избушке. Он и спрашивает: «А где хозяйка?» — «А хозяйка, что ей — просто жить, она живет лучше барыни. Живет она в комнате, кормят ее, поят, что она хочет, денег у ей до пальцев, даже несколько раз приходила сюда, и как придет, то рублей пять-шесть даст, то и мы за ее богу молимся».— «А у тебя что, избы нету?» — «Да, нету, молодой человек. Изба была у меня, да она сгорела, помещик — наш барин — дал мне эту избу».— «А что он — хозяин ей?» — «Да что велят, то надо делать» (он отвечает, бедняк).— «Ну ничего, я прикажу толстобрюхому, чтобы он сделал тебе новый дом в этом месте и с тремя комнатами». — «Где ж он вас послухает?» — сказал бедняк молодому человеку. «А ты знаешь, кто я?» — «Нет, не знаю».—«А вот в таком-то году что было у вас? Кто в этой избушке жил?» — «Да тут жила солдатка, фамилия такая-то, то ее сыны были богатыри и приказали, чтобы помещик ее воспитывал».— «А ты признаешь меня, что я сын ее и есть?» — «Не могу признать. Так вы тогда были маленькие. Хотя вам помещик по двадцать пять пудов булаву сделал, и вы пошли вслед за ими. Я не признаю, что вы, собственно, теперь как мужик, а им еще десять лет».— «Нет, самые мы и есть. Ну вот, завтрашний день я толстобрюхому велю, чтобы он собрал сходку, и ты приходи туда. И я еду в имение». Сел и поехал.
Приезжает в имение и спрашивает, где такая-то живет по фамилии. Там придворные сказывают — в тех комнатах, где барин находится. Он от придворного прямо к комнатам покатил. У крыльца лошадь оставил, а сам пошел в комнату. Увидел барин, что идет человек, такой молодой, красивый. Он подходит к ему и спрашивает у его: «Что вам надо, молодой человек, от меня?» — «Я пришел к такой-то женщине, повидать ее».— «А вот она в тех дверях находится (помещик догадался, знаешь), можете пройти».
Он приходит к матери. Мать по лицу узнала, только не знает который. Она и спрашивает: «Который — Роман али Иван, сынок?» — «Нет, мамаша, Роман».— «А где ж Иван?» — «Иван царствует, уже второй месяц пошел, как женился. Заступил государем, вот в таком-то месте, а я тоже поступил на престол вот в таком-то месте и приехал за тобой. И отец наш теперь живет у Ивана, ваш муж». Старуха (какая старуха!) израдовалась, а помещик все в дверях слушает.
«Ну ладно, мамаша, это все хорошо. Ну а как же толстобрюхий черт тебя питал, хорошо?» — «Хорошо, хорошо, сынок. Спасибо ему, барину».— «Ну какой черт ты ему спасибо говоришь! Ему глаза выколоть надо. Вишь, богатого не сдал, а бедняка в службу сдал. Ну ладно, простим ему эту вину, черту этому, другой раз помнить будет, неохота рук пачкать — заколоть его. Так что и так уже скоро сдохнет (стар был). Ну я пойду, скажу, чтоб коня убрали в конюшню». Помещик от дверей побег.
Вот он входит: «Ты, толстобрюхий черт, скажи, чтоб коня убрали в конюшню». — «Вы, может быть, хочете покушать, молодой человек?» — «Да, не мешает». Он крикнул. Подали ему покушать, здесь было пиво, коньяку, вина всякого. Потом он и говорит: «Ну ты, толстобрюхий черт (он иначе его и не звал), ты дай известие, чтоб завтра староста собрал сход, чтоб все были на сходке, ни один не отлучился, и скажи им: и ты придешь, и Роман такой-то приедет, солдатский сын». А мужик давно уже рассказал христианам своим, что приехал такой-то.
Помещик живо велел запрячь лошадь и сам отправился в деревню. И приехал и на старосту приказывает: «Чтоб завтра была к девяти часам утра сходка, чтоб никуда ни один не отлучался, а я приеду, и Роман приедет». А сам отправился в имение.
Приезжает, докладывает Роману, что это все будет готово. «Ну, так вот же ты, толстобрюхий черт, ты чтоб сорок ведер бочку вина отправил туда и убил три коровы и послал туда два котла больших, чтоб было в чем варить. Ну и крупы три пуда пошли, хлеба напеки за ночь пудов семь (хватит с мясом там)». Толстобрюхий черт сказал, что это все будет готово — ему спать некогда было с своими прислугами.
Наутро к девяти часам помещик запрягает три лошади н отправляет в деревню, и они туда поехали. А мужики уже собравши все. Роман говорит: «Ну вот, раньше по кружке выпить, а потом,— говорит,— разожгите костер, поставьте котлы и поставьте человек несколько, чтоб они готовили». Мужики рады стараться этому случаю. Вот они выпивают, и подхваливают, и благодарят Романа: «Вот, Роман, молодец, третий раз выпиваем за твое здоровье».— «Ну пейте на здоровье».
Потом он приказывает помещику: «Ну вот тебе последняя задача, толстобрюхий черт: вот на этом месте где вот такой-то бедняк живет, выстроить дом новый, чтоб было три комнаты, четвертая кухня и двор. Дать ему корову и лошадь, и чтоб он ему не служил (не работал на помещика), и что он будет жить, как и ты, дворянин (помещики раньше дворяне были). Надо в лес ехать — чтоб его не забирали».
Мужички выпили, поблагодарили, и он мужиков поблагодарил: «Живите спокойно, а я уеду». Берет мать и отправляется, а помещику сказал: «Смотри, толстобрюхий черт, что я сказал тебе, чтоб было сделано этому мужику, а не будет через год сделано, тогда у живого глаза выколю».— «Сделаю, сделаю, солдатский сын».
Вот Роман приехал в это царство, где его отец и брат, и они здесь погостили. Роман берет отца и мать и отправляется в свое царство и начал царствовать в своем царстве, поживать и бедных людей не обижать. И я проехал — там очень хорошо живется, как у нас сейчас.