В каком-то государстве жил-был царь. У этого царя был один только сын Иван-царевич. Ивану исполнилось лишь шестнадцать годов, как мать его умерла, а царь женился на другой, на волшебнице. Она страшно не любила Ивана, а сделать оборотнем не могла, потому что родная мать благословила его перед смертью и дала ему какой-то травы, чтоб он всегда носил ее на шее, а ведьма и близко подойти не смогла. Вот как подрос Иван-царевич да и увидел, что ему в доме тесно, везде мешает, и стал ходить в лес уток стрелять. Идет раз по берегу реки и видит, что три девицы купаются, взял да и спрятал у одной платье. А это были три сестры родных и три царевны, дочери сильного и могучего царя Дагона Дагоныча, и управляли они тремя царствами.
Выкупались они и вышли из воды, двое стали одеваться, а у третьей и платья нет. Попросила она у сестер покрывала, а они и тогда ей не дали, оделись, обернулись в уточки да и полетели, она и осталась плакать.
Вот плакала она, плакала долго, а потом встала и говорит: «Кто взял мое платье, отдайте! Если старый человек — будет дедушка, если пожилой — будет дядюшка, а если молодой человек — замуж пойду».
Иван-царевич сидит за кустом и ничего не говорит. Она другой раз сказала то же самое, а Иван-царевич ничего опять не говорит. Она и в третий раз сказала то же самое да и заплакала: «Неужели,— говорит,— умирать мне здесь в неведомой стране голодом?» Вышел Иван-царевич из-за куста и бросил ей платье, и, когда она оделась, он вышел и сказал: «Кто ты, красна девица?» Она сказала: «Я царевна—дочь славного и могучего царя Дагона Дагоныча и управляю золотым царством. А скажи мне, добрый молодец, кготы сам и кто твои родители, чтоб я могла выполнить, что сказала». Иван-царевич сказал: «Я и сам царевич, сын царя Всесвета Хле-моновича, который управляет здешним государством, а мать у меня ведьма, она ненавидит меня».— «Ну хорошо же, я приеду завтра за тобой на трех кораблях, а ты смотри не уходи никуда».
Только лишь пришел Иван-царевич домой, а мать уж и узнала, где он был, утром она и говорит: «Я завтра именинница буду, так выпей вот вина ковшичек». Иван-царевич пока пил, а она и воткнула ему заколдованную булавочку. Вдруг слышит Иван-царевич: пушки палят, в пристань корабли валят, а Иван-царевичу так спать и захотелось, лег он спать да и заснул. Пришла царевна Елена Дагоновна да и начала будить Ивана-царевича, будила-будила, а разбудить не могла, да так и уехала.
Проснулся Иван-царевнч, а уж там корабли паруса подняли, назад пошли. Поплакал-поплакал Иван-царевич да и думал было вдогонку ехать, хватил за пояс, а тут записка. Развернул и начал читать: «Я была здесь, а ты спал. Сегодня была на трех кораблях, а завтра дожидай, буду на шести».
На другой день мать опять обворожила Ивана-царевича, и он проспал, когда приехала невеста. Она написала ему, что вот другой раз приезжала, «а ты все спишь, я было хотела сонного увезти, да мачеха не дала. Сегодня была на шести кораблях, а завтра буду на девяти».
Настал опять и третий день, а мачеха так и увивается около Ивана-царевича и опять начала потчевать медом, а в чашке-то сонного напитка зелья было накладено. Вот Иван-царевич выпил, да тотчас опять лег и заснул да и проспал до вечера. Приехала опять его суженая, побудила, побудила, а унести сонного не дали. Взяла она ножницы да отрезала пучок волос и уехала. Прохватился Иван-царевич, а уж корабли ушли, взял он записочку, которая была положена на подушку, развернул и начал читать. А там было написано: «Змей-обманщик, ты издевался надо мной по три дня, а для того, чтобы не ехать со мной, ты принимал сонные зелья. Так знай же, что, кто в моем царстве вспомнит тебя, Ивана-царевича, тому голова с плеч, да и ты, если найдешь мое царство, так не являйся ко мне на глаза, а не то и ты получишь то же».
Как прочитал только Иван-царевич да и заплакал, плакал долго и потом стал думу думать, как в золотое царство попасть. Утром пошел к царскому кузнецу Федоту и заказал три шапки, три посоха, да трон сапоги, да три булки железных, простился с отцом и пошел куда глаза глядят. Шел он близко ли, далеко, низко ли, высоко, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Вот уж у него да и шапки износились, да и посоха истерлись, да и сапоги протоптались, да и булки съедены были, а все еще не мог до пути до дороги добраться — в такую трущобу зашел.
Долго шел еще и наконец и вышел на поляну, а тут дом стоит. Зашел он в дом и видит: лежит старик, седой, как лунь, голова в большом углу, а ноги в пьяном углу: «Фу, фу, фу! Человеческим духом пахнет, лежал я здесь сто годов, слыхом не слыхал, видом не видал, а теперь человек в виду появляется. Скажи-ко, кто ты, добрый человек?» — «Я Иван-царевич, сын царя Всесвета Хлемоновича, он управляет Пчилимским царством».— «О, да ты внук моего знакомого Хлемона Давича, а дай-ко руку твою».
Иван-царевич и подумал: «Он, пожалуй, и руку-то оторвет». Посмотрел, а тут березовое полено, взял да н подал одним концом, а за другой сам держит. Старик так прижал, что из другого конца сок потек. «А ведь мяконькая рука-то? Куда идешь ты, Иван-царевич, волей или неволей?» — «Неволей, дедушка»,— отвечал Иван-царевич. «Да какой же неволей?» — «Да вот так и так»,— говорит Иван-царевич и рассказал все, что было прежде. Старик подумал-подумал да и говорит: «Поди в чулан, выбери получше пищаль (ружье) да и стреляй дичину по три дня, а там увидимся».
Иван-царевич ходил полчасу стрелять и настрелял почти полную избу. На четвертый день наносил дров и затопил печь, а старик выставил двери и косяки и принес чан огромный-огромный и начал кидать птицу в печь, а как перья обгорят, то и кинет в чан, и как наклал полный чан, так и вынес на крыльцо. Потом свистнул по-молодецки, крикнул по-богатырски, и явилась перед ним птица Ба. Старик и говорит ей: «Сослужи-ка ты мне, птица Ба, службу, да верную, вот снеси ты этого человека в золотое царство, да смотри снеси, а не то и ко мне не являйся. Ну, а ты, Иван-царевич, давай ей по птичке, как она повернет к тебе голову».
Потом накормил старик Ивана-царевича и птицу Ба и снарядил их в путь-дороженьку. Положил на спину птицы чан с дичью, а на чан Ивана-царевича и простился с ним. Поднялась птица Ба выше лесу стоячего, ниже облака летячего и полетела как стрела. Иван-царевич ей все по птице, да по птице. Вот перелетели они и океан-море великое, и царство золотое видно стало, так и сияет, словно настоящее золото или солнце, ну смотреть сначала больно было. А запас у Ивана-царевича уже вышел, и птица Ба сказала человеческим голосом: «Сойди с меня, а не то сброшу, а если не хочешь— давай еды!» Иван-царевич бросил чан, вырезал из ноги икры, подал птице Ба одну, а немного позже и другую. Как прилетели на землю, птица Ба говорит: «Иван-царевич, ходи!» А Иван-царевич говорит: «Не могу, у меня икры вырезаны». Птица Ба харкнула и подала Ивану-царевичу икры. Иван-царевич сошел с птицы Ба н увяз в болото по уши. Она взяла его за уши и бросила так шибко, что он по три дня и встать не мог. На четвертый день встал и пошел в город, а тут доска какая-то к воротам прибита, он остановился и стал читать: «Если кто в моем царстве вспомнит какого-либо Ивана-царевича, тому голова с плеч».
Заплакал Иван-царевич, а однако пошел в город. Первый дом был бабушки-задворенки, и Иван-царевич попросился ночевать. «Да что, дитятко, и пустила бы я тебя, да сегодня царевна, вишь, ко мне придет и спросит, кто ты и зачем сюда зашел». Иван рассказал ей, а потом и говорит: «Да хоть в подполье-то пусти!» — «Ну скорее, скорее, царевна приехала!»
Только лишь Иван-царевич спустился в подполье, в избу пришла царевна с мамушками и прежними нянюшками и красными девушками и говорит: «С кем это ты разговаривала, бабушка?» — «А никого у меня не было, это я так, на радостях».— «Полно, полно, бабушка, ты кого-то в подполье спустила, дай-ко я посмотрю».— «Ну вот, в какую немилость попала я, что и царевна мне не стала верить»,— сказала бабушка-задворенка и заплакала. «Ну, не плачь, не плачь, бабушка»,— сказала царевна и села за стол.
Долго она угощалась, а потом бабушка-задворенка сказала: «Матушка моя, Олёна Догоновна, зачем это ты... да нет, ты ведь казнишь меня, побожись, что не казнишь меня». И царевна побожилась. «Зачем ты не любишь Ивана-царевича и куда ты заботушку-то о нем запрятала?» Царевна сначала было позамялась, а потом рассказала, что и как было, и прибавила, что забота о нем запрятана в курином яйце, а это куриное яйцо в утке, а утка в зайце, а заяц в железном ящике, а железный ящик в синь камне, а синь камень положен к злому дереву, а это дерево растет на острове Буяне, а остров на великом море-океяне, и буде кто это яйцо достанет, да спечет лепешку «и я съем, так и Ивана-царевича полюблю и за него замуж пойду».
На другой день Иван-царевич поблагодарил бабушку-задворенку и пошел отыскивать остров Буян. Идет он близко ли, далеко ли, низко ли, высоко, скоро сказка сказывается, а не скоро дело делается. И пришел он к морю. Вдруг слышит писк, подошел, а тут видит: ходят маленьких каких-то десять цыпленков и так весело чиликают. Вот поднялась буря и пошел дождь, а у них и перья-то только что появились, ну и озябли, и стали жаться друг к дружке. Иван-царевич сжалился, сел на землю и закрыл их полой. Вдруг прилетела огромная птица и хотела было убить крыльями Ивана-царевича, цыплята и сказали ей человеческим голосом: «Не тронь, кабы не он, то и мы бы околели». Птица и говорит: «Ну, Иван-царевич, будет во мне нужда, вспомни, а я пригожусь тебе».
Иван-царевич пошел дальше, а тут два щенка, крохотные такие, что Ивану-царевичу жалко стало, и он прикрыл их полой, чтобы согреть от холода. Вдруг бежит мать с добычей да прямо на Ивана-царевича, а щенки и сказали человеческим голосом: «Не тронь, кабы не он, мы бы замерзли». Мать и говорит: «Иван-царевич, когда тебе нужда будет во мне, вспомни, а я услужу тебе».
Пошел Иван-царевич дальше по берегу, а тут щука так и вертится, ее, значит, волнами занесло на берег, Иван-царевич смахнул щуку в воду, а она и говорит: «Ну, Иван-царевич, вспомни только меня, я тебе услужу со временем».
Шел Иван-царевич еще после этого и пришел наконец к острову Буяну — дак перейти никак нельзя, и недалеко бы, да не перескочишь. Вдруг откуда ни возьмись та птица и говорит ему: «Садись, Иван-царевич, вот видишь, как я пригодилась»,— и перенесла Ивана-царевича на остров, и села недалеко от него.
Он нашел злое дерево, поднял синь камень и начал молотом бить — да где тебе! Камень и не поддается. Птица и говорит: «Поди прочь, Иван-царевич»,— а сама поднялась высоко, высоко, да так ударилась, что синь камень напополам и рассекла. Иван-царевич вынул железный ящик и разбил молотом, а оттуда выскочил заяц и побежал. Иван-царевич думал, что теперь все пропало, ан нет, откуда ни возьмись мать щенков маленьких и несет зайца. «Смотри, Иван-царевич, ведь я пригодилась, ведь моих ты щенят-то спас».
Раскрошил Иван-царевич зайца, а утка выпорхнула и полетела. Иван-царевич поднял голову, а большая птица уж и несет утку. Взял Иван-царевич утку, вынял яйцо и понес полоскать. Полоскал, полоскал да и выронил в воду. «Вот ведь не думаешь, где беда-то случится»,— сказал Иван-царевич, а сам и заплакал. Щука поймала яйцо, принесла Ивану-царевичу и говорит: «Смотри-ко, я тебе пригодилась, не забывай меня и впредь!»
Взял Иван-царевич яйцо, а птица перенесла почти до самого города, где царствовала Олёна Догоновиа. Иван-царевич пришел к бабушке-задворенке, состряпал три лепешки и сварил яичницу для царевны, а сам залез на полати. Вот приехала царевна, посидела, посидела и начала закусывать, а это было еще утром. Бабушка подала лепешки и яичницу и начала потчевать. Царевна съела лепешку — задумалась, съела другую — загорюнилась, съела третью — запечалилась, а как попробовала яичницы, скочила из-за стола, схватила ножик и прямо к зеркалу. Бабушка-задворенка испугалась и схватила царевну за руку и говорит: «Что это ты, голубушка, делаешь-то, скажи-ка, что тебе нужно?» — «Ивана-царевича, Ивана-царевича,— закричала царевна,— или я умру».— «Дай-ко, дай-ко ножик-то, да послушай меня-то; ведь ты сказала, что кто Ивана-царевича вспомнит, тому голова с плеч, да ведь и теперь еще везде доски прибиты, как же это можно? Прикажи доски снять, так и Ивана-царевича покажу». Царевна приказала лишь только доски снять, а бабушка-задворенка и говорит: «Сходи, Иван-царевич, пора!»
Сошел Иван-царевич, а царевна бросилась к нему и стала спрашивать, как он сюда попал и как ее заботушку достал. Иван-царевич рассказал все от слова до слова и поехал вместе с ней во дворец. Ивана-царевича вымыли, причесали, наладили, а у царевны не пиво варить, не вино курить — честным пирком и за свадебку. И сделался Иван-царевич царем; нарядил два корабля в свое царство с товарами, чтобы узнали, кто там царствует.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делалось. После Ивана-царевича отец умер, а царствовать стал сын ведьмы, его мачехи Панкрат Всесветович. Иван-царевич настроил кораблей и поехал завоевывать царство своего отца Всесвета Хлемоновича. Мачеху на воротах расстрелял, а остатки сжег и пепелок на ветер развеял, а брата Панкрата царевич тут оставил, а сам с женой поехал в ее царство.
Стал жить и быть и добра наживать, а лихо избывать.