Служил солдат на службе двадцать пять лет, а домой ему отпуску нет. Стоял он в карауле, поставил ружье в будку, взял свой тесак и сбежал. Вышел за город и пошел по берегу одной реки. Дошел до лесу, смотрит: купаются три красавицы. Все лицом одинаковы, и платье у всех одинаково. Он взял у одной платье украл и спрятал его под дуб, а сам влез на дуб и смотрит. Когда они выкупались, вышли из воды, две красавицы надели на себя платье, обернулись лебедями и полетели, а третья стала искать свое платье и говорит: «Кто мое платье украл — если молодой, будь мой муж, а если старый — будь мой отец!» Солдат и говорит с дубу: «Дай клятву!» Она поклялась.
Он слез с дубу, поздоровались, она и спрашивает: «Кто вы такой?» — говорит. «Я солдат беглый».— «Ну, куда мы теперя пойдем?» — «А пойдем вот — здесь село недалеко, и обвенчаемся!» Священник обвенчал солдата. Когда они вышли из церкви, она и говорит: «Давно ли ты сбежал?» — «Только сегодня!» — «Пойдем, проси у начальства прощенья, и тебе простят — будешь служить опять!» Солдат пошел, попросил прощенья; ему дали только небольшое наказанье и оставили на службе.
Тут были графские дети — они учились. Им дозволенья не было жениться. Они завидовали этому солдату, что он женился на такой красивой жене, и написали полковнику, что «ты хоть сейчас полковником, а будешь солдатом: я буду полковником, потому что у меня жена красивее твоей». Под его руку написали. Полковник вызывает солдата и говорит: «Почему ты мне так пишешь?» — «Я,— говорит,— не писал».— «Но смотри: рука твоя! Когда ты мне принесешь гусли-самопевцы, тогда ты будешь полковником, а я буду рядовым солдатом».
Приходит солдат домой, жена его и спрашивает: «На что тебя требовал полковник?» — «Да вот велит принести гусли-самопевцы; если принесу, тогда буду полковником, а не принесу, тогда мне голова долой». Жена и говорит: «Поди на базар, купи мне аршин шелку и золотых ниток!» Когда солдат принес шелку и золотых ниток, она всю ночь сидела вышивала платок. Только стало светать, она разбудила мужа и говорит: «Поди в такой-то город, такая-то улица, тут увидишь дом номер такой-то, тут спрашивай гусли-самопевцы. А когда ты будешь, быть может, о чем плакать, этим платком утирайся, когда придешь».
Солдат пришел в тот город, нашел улицу, дом и спрашивает: «Здесь делают гусли-самопевцы?» — «Здесь. Тебе на что?» —«Я хочу купить их».—«Дурак солдат! Они не продажны, заветны».— «Какой у них завет?» — «А если выслушаешь ты их три часа, не выигарашься из ума,— получишь гусли-самопевцы даром; выиграшься — голова долой». Солдат согласился. Сейчас опубликовали по городу: на другой день чтобы собирались слушать гусли-самопевцы.
Когда народ собрался, пришел солдат; принесли гусли-самопевцы, пришла красавица и завела их. Гусли заиграли. Солдат не мог выслушать четверти часа и выигрался из ума: значит, безумным стал. (Другие-то поотдаля стояли, а он рядом с ним). С него сняли шинель — даже он не слыхал. Когда гусли кончили играть, хозяин его спрашивает: «Что, выигрался из ума или нет?» — «Нет».— «Какая на тебе была одежда?» — «Серая шинель».— «Где она?» Солдат посмотрел: на нем шинели нет. Тут он заплакал: не жалко ему было своей жизни, а жалко своей жены.
Привели его к хозяину на двор. Посреди двора было возвышенное место, на него четыре ступеньки. Когда он на четверту ступень ступит, в него выстрелят из трех ружей. Солдат на ступеньку ступает, на другую ступает и на третью; вдруг вспомнил про платок своей жены. Вынимает его из кармана, а на дворе находились две красавицы. Они увидели платок своей сестры и говорят: «Стой, тятенька, не стреляй! Это наш зять!» — говорят. (Жена та послала к отцу за гуслями-то его.) Взяли солдата, увели в комнаты, напоили-накормили и гусли подарили. И потом проводили несколько от города.
Когда солдат пришел домой, и объявили по городу, что солдат принес гусли. Народ собрался, также начальство. Жена солдата и говорит полковнику: «Ну, господин полковник, если ты выслушашь три часа эти гусли, не выиграшься из ума, тогда получишь гусли; а выиграшься — ты будешь солдатом, а солдат полковником!» — «Я трои сутки,— говорит,— выслушаю не только три часа!» Тогда жена солдата завела гусли-самопевны Полковник не мог выслушать четверти часа и выигрался из ума. Жена солдата сняла с полковника парадную одежду и оставила в одном мундире. Когда кончили играть гусли-самопевцы, его и спрашивают. «Выигрался из ума или нет?» — «Нет». — «Какая на тебе была одежда?» — «Парадная».—«Где она?» Полковник посмотрел: на нем нет никакой парадной одежды. Тогда сняли с солдата серую шинель и надели на полковника, а полковническую одежду на солдата; тогда солдат стал полковником, а полковник рядовым солдатом.
Завидно (бедко) стало полковнику, что солдат сделался полковником, а он рядовым солдатом. Подкупил он графских детей, чтобы они написали князю как бы от имени нового полковника, что «хотя теперь ты князем, а я сделался полковником, но ты будешь полковником, а я князем». Князь вызывает нового полковника к себе и говорит: «К чему ты так пишешь, что ты будешь князем, а я полковником? Когда ты принесешь мне то, что видом не видано и слыхом не слыхано и в законе не писано, тогда ты будешь князем, а я полковником, а не принесешь — голова долой!»
Полковник пришел, жена спрашиват: «На что тебя требовал князь?» — «Да вот велит принести мне то, что видом не видано и слыхом не слыхано и в законе не писано; тогда я буду князем, а он полковником». Жена и говорит: «Поди на базар, купи золотых ниток». Когда полковник воротился из города и лег спать, а жена всю ночь сидела вышивала мяч. Когда уже стало светать, полковника провожали за город все его офицера и жена. Когда попрощались, офицера вернулись домой, а жена осталась одна провожать его. Вынимает мячик из кармана и бросает его па землю. «Ну, господин полковник, ты иди за этим мячиком. А ты, мячик не оставляй полковника: когда он будет отдыхать и ты его дожидай. А ты, полковник, куда ни покатится мяч ты все иди за ним, не отставай!»
Мяч покатился, полковник пошел за ним, а жена воротилась на свою квартиру. Идет он сутки, идет другие, там третьи; наконец хлеба у него не ста по Мяч катится, а полковник идет голодной. Наконец этот мячик свернул в сторону и покатился в лес. Потом выкатился на поляну; тут была большая река, докатился до реки и прямо в воду, и поплыл вниз по реке этот мяч. Полковник заплакал и говорит про себя: «От своих рук смерть не буду давать». (Ему приходится скакать в реку.) И пошел по берегу вдоль реки.
А мяч доплыл до езов и в морду. Морды смотрел рыбак, увидел этот мяч, взял его, посмотрел и положил себе в карман. Полковник шел по берегу и увидел рыбака: «Что же, господин рыбак, нет ли у тебя что-нибудь поесть? Я вот уже иду другие сутки голодом».— «Нет, у меня с собой ничего нет, господин полковник. Но только у меня есть Юра; она, быть может, что-нибудь не найдет ли?» Вышел на берег и говорит: «Юра!»— «На что, господин рыбак?» — «Поставь нам два стола, два стула, скатерки шелковы (браны), вина шампанского, заграничного!» — «Все готово!» Они пообедали, и говорит: «Юра, это убрать!» Видели, как хватала, а не видели, куды склала.
«Юра!» — «На что, господин рыбак?» — «Поставь нам две кровати, перины пуховы, одеяло тепло!» — «Все готово!» Когда они отдохнули, и говорит: «Юра, это убрать!» Видели, как хватала, а не видели, куды склала.
Полковник и думает: «Если бы была у меня эта Юра, наверно, князь ее не видал». Говорит: «Господин рыбак, продай ты мне эту Юру! Если у меня не хватит денег, я вам дам расписку и потом уже пошлю из города!» Рыбак рассмеялся и говорит: «Да ведь сестра-то велела отдать даром». (Это брат опять жены: она на мячике-то и вышила буквами, чтобы брат отдал.)
Рыбак и говорит: «Юра!» Она выскочила: «На что, рыбак?» — «Я тебя передаю полковнику; как ты меня слушаешь, так и его слушайся! А ты, господин полковник, не забывай, что нужно заставить делать».
Полковник пошел и думает про себя, что «теперь все-таки с голоду не помру: у меня есть Юра».
Идет дорогой, а изо стороны, из лесу выходит старик: на плече несет коптелой мешок и дубину. Полковник захотел подтрунить над стариком и говорит: «Господин старик, нет ли что-нибудь у тебя поесть?» — «Нет, господин полковник, с этим проклятым мешком с голоду чуть не помер, сам иду вторые сутки голодной. Я думал: у вас нет ли, господин полковник, чего-нибудь поесть».— «Нет, но только у меня есть Юра». И говорит: «Юра!» — «На что, господин полковник?» — «Поставь нам два стола, два стула, скатерки шелковы, вина шампанского заграничного!» — «Все готово!» Они пообедали.
Старик и говорит: «Ну, господин полковник, за твое угощенье я тебе покажу оказию, что я ношу в мешке!» Взял дубину, колонул но мешку — только пыль выскочила. Развязал мешок, из мешка зачали выскакивать солдаты; один за другим — всё идут и идут, даже глазом не окинешь: целое поле все сделались солдаты.
Полковник и говорит: «Что ты, старик, сделал? Куда будешь девать такую силу?» — «Я убью»,— говорит. Взял дубину и колонул по солдатам; все солдаты упали и сделались неживые. «Что ты, старик, сделал? Ведь нас здесь заберут! Сколько ты силы здесь положил!» — «О, так я уберу!» Взял дубину, колонул по мешку. Солдаты соскочили и в мешок, один за другим — все и влезли. Старик взял мешок и пошел вместе с полковником.
Когда дошли до розвертей, полковнику нужно было идти направо, а старику налево. Полковник и говорит: «Вот что, старик, променяй ты мне мешок на Юру?» Старик подумал: «А что, и верно! Юра лучше, чем мешок, я с ней никогда с голоду не помру!» Отдал полковнику мешок, а полковник говорит: «Юра!» — «На что, господин полковник?» — «Я тебя отдаю старику! Как ты меня слушалась, так и его слушайся!» И пошли всяк своей дорогой.
Старик попошел уповод и говорит: «Юра!» — «На что, старик?» А он забыл, чего нужно заставлять-то. Она поскачет-поскачет и в карман к нему. Он опять говорит: «Юра!» —«На что, старик?» И так не одинова.
«А провались ты, Юра, скрозь землю! А только я мешок-то ухаял!» — «А провались ты, старик, скрозь землю, я к полковнику пошла!» Пришла к полковнику и в карман к нему залезла; он даже и не слыхал.
Идет полковник своей дорогой день, другой и третий. Наконец упал на землю, заплакал и говорит: «Кабы у меня была Юра, я бы не помер с голоду!» (У него хлеба не было.) А Юра выскочила из кармана и говорит: «На что, господин полковник?» — «Да разве ты, Юра, здесь?» — «Да я уже третий день иду с тобой!» — «Так поставь мне стул да стол, скатерку шелкову, вина шампанского заграничного!»
Все было готово. Юра и говорит: «Ты, господин полковник, больно много-то не пей да не ешь, так как ты больно заголодал; ты можешь отдохнуть сутки двои или трои». Когда полковник пообедал, и говорит: «Юра!» — «На что, господин полковник?» — «Это убрать!» Видел, как хватала, а не видел, куды склала. «Юра! Поставь мне кровать, перину пухову, одеяло тепло!» — «Все готово!» Лег отдохнул. «Юра, это убрать!» Поотдохнул полковник сутки двои или там трои и пошел к своему городу, где он там служил.
Когда он стал подходить к городу с коптелым мешком на плече и с дубиной, а народ и начальство объезжали его и смеялись: «Разве князь не видал коптелого мешка?» Когда он пришел домой, известно было всему городу, что полковник воротился.
На другой день собрались все начальство, князь и даже государь в назначенное место. Пришел полковник со своим коптелым мешком и дубиной. Князь рассмеялся и говорит: «Разве я не видал твоего коптелого мешка?!» — «Нет, позвольте, ваше сиятельство! Если я принес то, что видом не видано и слыхом не слыхано и в законе не писано, тогда я буду князем, а ты полковником; а не принес — тогда мне голова долой!» Принесли книгу, и князь расписался, что согласен, и полковник также расписался.
Вот полковник и говорит: «Юра!» Она выскочила: «На что, господин полковник?» — «Считай, много ли господ!» — «Первой, другой... семьдесят два!» А сама опять в карман. Поверили — верно, семьдесят два.
Полковник и говорит: «Юра!» — «На что, господин полковник?» — «Поставь нам семьдесят два стола, семьдесят два стула, скатерки шелковы, вина шампанского заграничного!» — «Все готово!» Сели пообедали. «Юра, это убрать!» Видели, как хватала, не видели, куды склала. «Юра, поставь нам семьдесят две кровати, перины пуховы, одеяло тепло!» — «Все готово!» (Тут ведь спать не будут, для примеру только.)
Полковник и спрашивает: «Видано ли это видом, слыхано ли слыхом, писано ли в законе?» Даже государь подтвердил: «Нет, я сколько служил — и этого не видал и не слыхал!»
А полковник и говорит: «Я еще вам окажу оказию!» Взял дубину, колонул по мешку, развязал его — вот и полезли солдаты один за другим; и так налезло солдат— полон город и окрестности, а солдаты все еще выходят из мешка. Князь и говорит: «Ты такую силу выпустил — нам не прокормить будет!» — «Вот,— говорит,— я убью!» Взял дубину, колонул по солдатам, и они все упали, сделались неживые. Князь рассмеялся и говорит: «Ты столько силы убил! Примучишь наших солдатов, если будут убирать только одни трупы».— «Я,— говорит,— и сам уберу!» Взял дубину, колонул по мешку. Солдаты соскочили и все в мешок один за другим. Полковник и спрашивает: «Видали ли это видом, слыхано ли слыхом, писано ли в законе?» Все подтвердили: «Нет, этого не видали и не слыхали, даже не читывали и в книгах».
Тогда сделался полковник князем, а князь полковником. И стал жить да быть со своей женой красивой, если не помер, так и теперь живет.