Жил-был царь. Со женою жил. И поехал он на охоту. Ходил это он, милая, ходил да истомился. И так это он стомился, до чего пить захотел. Ну, захотел он пить, нашел ето он колодец и давай хлебать, воду-ту. А борода у него была большая-большуща, как тебе сказать, в локоть, надо быть. Пьет он воду, и вдруг как схватит его кто-сь за бороду-тту. И не пускат. Он и так и сяк, да никак. Не пускат. Он и говорит, царь тот: «Отпусти,— говорит,— милоси прошу». А тот, чо держит, и говорит: «Отпущу,— говорит,— как отдашь, чего дома не знаешь». А тому и все едино, пусть бы отпустил. «Ладно»,— говорит. Ну и враз отпустило его. Он домой поехал, а сам, знашь, беспокойной. ’’Чего я,— думает,— дома не знаю?“
Вишь, забота его берет по хозяйскому делу. Домой приехал, а тут жена его встречает, милая ты моя, с ребенком! Покуль он ездил, она ребеночка принесла. А он это сына водяному отдал, как в доме его, сына-то, не знал. Ну и живут, живут, уж сыну пятнадцать лет идет. Он сыну и говорит: «Так и так,— говорит,— дитятко мое роженое. Я тебя отсулил водяному. Надо тебе, сынок, к нему в службу идти».
Ну, Ванюшка и пошел. Шел, шел, стрету старушка. «Куды Иван-царевич, путь держишь?» А его зло берет, он и гаркни: «Куды хочу — туды иду, а тебе не сказываю, старая карга». И дальше пошел. А сам он был добрый, прямо скажу — не шальной был парничок, ну и устыдился. Назад повернул, старушку догнал: «Прости,— говорит,— бабушка, что я тебе огрубел, возьми выкуп сто рублей». Она и говорит: «Отсуленыш ты, Ванюшка, иди ты прямой дорогою, выйдешь к озеру. Прилетят двенадцать голубиц, а тринадцатая куница, ты у ей шкурку забери, как купаться пойдет. Заберешь — тут тебе и счастье, не заберешь — пропаща твоя голова».
Он ей поклонился и пошел прямой дорожечкой. Пришел к озеру. Прилетели двенадцать голубиц, одна куница. Поскидали голубицы перьё, скинула куница шкурку, стали девушки-красавицы, пошли в озеро купаться. А он и укради шкурку, кунью-ту. Украл да и сел в кусты. Кончили девицы купаться, оделись в перьё, а куньей шкурки нетути. Она и давай плакаться: «Выйди, добр человек, отдай мою шкурочку. Как стара старушка— будешь мне матушка, как стар старичок — батюшка, как молодой парничок — муженек». Он тут и вышел. «Это ты,— она говорит,—Иван-царевич? Ну, надо нам беду измывать».
Ну и пошли к водяному. А водяник это ей отец немилостивый. Пришли они в подводно царство — там тридевять спиц, и на всех головы, на одной только головы нет. «Та спица тебя, Иван-царевич, дожидает, да я тебя не выдам». Ну, пришли они к водяному, тот и говорит: «Чтоб ты, отсуленный, за одну ночь мне-ка церковь выстроил с воску, воск с пчел собрал да состроил. А не состроишь, твоя голова — на мою спицу». Ну, он к ней пошел, а она говорит: «Не печалуйся, все будет, иди-ко спать ложись».
Он спать лег, а она вышла на крыльцо, махнула платочком, набежали слуги, несметна сила. Она им велела церковь выстроить. Иван утром встал — все готово. Тут ему водяной другую задачу дает: чтоб за одну ночь он поле выпахал, выборонил, засеял, да чтоб все повыросло, повызрело, да муку смололи, да хлебы выпекли. Ну, она опять ему все помогла. Тут ему водяной говорит: «Что все не твоя голова работает! Так вот назавтра я тебе двенадцать сестриц, двенадцать красавиц представлю, ты себе с их невесту выбери».
Ну, он тут обрадовал, думал, что Василису Премудру всегда выберет. А она ему говорит: «Это,— говорит,— Иван-царевич, сама трудна будет задача. Тут я тебе не помога, надейся на себя да на бога. Выставит он нас, двенадцать сестриц, двенадцать красавиц, все на одни глаз, как воды две капли, все в одном наряжении, все однаки повадкою. Ну а ты меня выбирай. Как ты в третий раз по рядку пройдешь, сядет у меня мушка на леву щеку».
Ну, наутро он и пошел невесту выбирать. Вышли двенадцать сестер, двенадцать красавиц, все как одно лицо, однаки повадкой. Иван-царевич раз прошел, Василисы не нашел, другой прошел, опять не нашел. В третьий прошел, на одной красивице на левой щеке мушка села. «Вот эту,— говорит,— мне-ка, царь, давай».
Рассердился царь, да делать нечего. Обвенчал Ивана-царевича да Василису Премудрую. Ну, они месяц живут и другой живут. Ему скучно стало. Домой захотел. Ну, она и говорит: «Будем от батюшки убегать». Взяла и плюнула на печурку, дверь заперла, и убежали. Вот уж они от дому-то далеко, а царь за има слугу посылает, чтоб шли чай пить. Слуга под дверью клопотит, а слюнка отвечает: «Сейчас, сряжусь только». И всё они не идут. Ну, царь снова посылает, а слюнка опять: «Сряжусь только». А всё не идут. Ну царь сам под дверью клопотит, а слюнка высохла и молчит. Царь дверь сломал, а их никого нет. Ну, он и пустился в погоню.
А те ехали-ехали, Иван-царевич и говорит: «Ляг, Василиса Премудрая, брюшком, послухай ушком, не догоня ли едет». Она легла брюшком, послухала ушком: «Впереди тишь да благодать, сзади непомерной шум. Догоня близко». Ну, она раз-два и оборотила его часовенкой, а себя озером. Догоня доехала, никого не увидала, назад поехала. Царь спрашивает: «Никого не видали?»— «Видали только часовню да озеро».—«Почто не хватали, это они сами и были».
Ну поехал сам царь вдогоню. Как стал их догонять, Василиса Премудрая и учула. Раз-два, перевернула его в селезня, себя в уточку. А царь налетел орлом. Она перевернула себя в ерша, его в сома, а царь — в щуку. Бегала щука за ершом, да не ухватить. А тут солнце пригрело, щука и уснула. Они тогда переворотились и поехали. Приехали в его царство, она от его отстала и говорит: «С кем ли, Иван-царевич, не стретишь, в праву щеку не целуй».— «Ладно»,— говорит.
Вот он домой пришел, все обрадели, он всех целует, в праву щеку никого. А как стал мать целовать, так и поцеловал в праву щеку. И враз ее забыл. Ну, забыл и стал другу царевну сватать. Вот и пир устроили. А Василиса Премудрая ждала-ждала, не дождала, пошла во дворец, все узнала, попросилась на кухню пирог спечь. Дали ей продукта и созволили пирог спечь. Ну, на пир принесла она пирог, перед Иван-царевича поставила. А он ее не узнает. Разрезал он пирог, а оттуда голубь да голубка вылетели. Голубь и говорит: «Дай мне, голубка, сыру». А голубка и говорит: «Дам я тебе сыру, о тебе озабочусь, как Василиса Премудрая об Иване-царевиче, а ты меня и забудешь, как царевич свою жену».
Тут Иван-царевич ее и вспомнил, и нашел, и свадьбу с ей сыграл.
Вот и сказке конец, а мне дареный елец.