В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. Помер он. Остался у его молодой малолетний сын. Несколько времени пожили с матерью. Потом пишет из иных земель Бурзачило поганое (тоже государь), чтобы выступали воевать против него. Вот эта государыня задумалась: «Как я теперь буду? Сын еще в малых летах». Призывает своего сына: «Что мы теперь делать будем?» Он был малолетний, а этакая сила была у него богатырская: «Надо, маменька, чего-нибудь думать! Надо коня искать и ехать!» Много было лошадей у них, но на которую сядет, все падет. Если палец положит, и то падет. Вот идет по городу, задумался, не знает, что сделать. Попадает ему старуха навстречу. Эта старуха видит, что Иван-царевич печальный, она и спрашивает: «О чем, Иван-царевич, задумался?» Он и говорит: «Эх, старая ведьма, где же тебе про царскую думу знать!» Вот несколько места поотошел, да одумался: ,,Эх, напрасно я так сказал старухе-то!“ Вот и воротился к ней. «Постой-ко, бабушка»,— говорит. Эта старуха остановилась. «Вот, бабушка, о чем я задумался: надо ехать воевать, а я не могу коня найти по своей силе!» Эта старуха и говорит: «Ох, Иван-царевич, о каких пустяках сумлеваетесь! Выйди в зеленый сад, да крикни по-молодецки, да свистни по-богатырски, тебе и подаст голос конь. Еще вашего дедушки, в земляной конюшне стоит, но колено уж у него земли съедено там».
Вот он приходит домой и рассказал своей матери, что ему говорила старуха. Мать и говорит: «Ну, дитя, слава богу, что сказала старуха! Пойди с богом!» Он вышел в зеленый сад, крикнул по-молодецки, свистнул по-богатырски, конь услышал его голос и подал свой. Он услышал, в какой стороне конь загорготал. Иван-царевич дошел и видит — щит в землю; этот щит открыл и туды спустился немножко по лестнице. Этот конь на двенадцати цепях железных привязан и так точно, как старуха говорила: по колено съедено земли.
Вон он увидел этого богатыря, все двенадцать цепей сорвал. Это Иван-царевич вывел его из этой конюшни. «Ну,— говорит,— доброй конь, послужи так мне, как служил дедушке!» Он и сговорил человеческим голосом: «Ну, Иван-царевич, я очень истощал, спусти меня погулять на семеро сутки в зеленые луга и на шелковые травы! А ты в это время на меня золотое седло изладь!» И вот этот Иван-царевич спустил коня на семеро сутки в зеленые луга и на шелковые травы. Седло стали на его работать сто мастеров. Вот сделают седло — либо мало, либо велико. Несколько седел переделали, ни одно седло не поладится на этого коня. Пошел по городу, задумался. Попадает навстречу та же старуха: «О чем, Иван-царевич,— говорит,— задумался?» — «Да вот, бабушка,— говорит,— коня нашел, да седла не приладить! Либо мало сделают, а нет, дак велико!» — «Не печалься, Иван-царевич! В какой конюшне коня брал, пойди, там на левой руке в углу и седло висит, все мохом обросло. Ты возьми и вызолоти! Аккурат подойдет и ладно будет». Он сошел к конюшне, как старуха говорила, дак сейчас и нашел седло. Взял это седло — оно и правда все мохом обросло. Вот он нанял мастеров, вызолотили ему.
Прошли семеро суток, и он вышел в чистые поля, в зеленые луга, свистнул по-молодецки, крикнул по-богатырски — конь бежит, дак земля дрожит. Привел этого коня домой, надел на него седло, а седло с него, дак и поладилось на него. Вот приходит ко своей матери. «Ну, маменька, я отправляюсь воевать!» Оболокся как следует, по-богатырски. «Мне не надо войско, я один попробую, перво съезжу!» Вот дал знать этому поганому Бурзачилу, а у него сила выставлена видимо-невидимо. Ну, топерь приезжает в эту самую рать. Въезжает и начал помахивать на все четыре стороны. Не столько сам [бьет], сколько конь топчет копытами. Вот всю эту рать перебил до единого и самого царя этого Бурзачила в плен взял. Вот его тоже хотел убить, а он и взмолился: «Иван-царевич, не бей меня, а лучше привяжи к стремени своего седла и отвези в свое царство, посади меня в темницу и давай скудную пищу, только не бей!» Он так сделал, привязал к своему седлу и отвез в свое царство. Вот эта мать-государыня обрадовалась, что эдакой молодой сын все хорошо обделал, самого царя в плен привез. Стретили его с честью. Этот Иван-царевич посадил его в темницу и стали служанки носить ему пищу. Много ли, мало ли время сидел он в темнице, все служанки носили ему пищу.
Вот потом снесли в один день, а он и не принял от их. «Пущай сама государыня принесет!» — говорит. Вот этой государыне не хотелось идти. Подумала, подумала и говорит: «Что же, можно мне снесть самой!» Вот и понесла ему пищу сама. Пришла в темницу, а он вздохнул, Бурзачило поганое, а она в него и влюбилась. Вот и стала об нем думать кажный день. Кажный день и стала носить пищу, которую ему лучше изладить. Много ли, мало ли время носила она ему пищу, все-таки сына опасалася маленько: он не знал, что она носила ему пищу туда. Потом стала замышлять с Бур-зачилом поганым, чтобы убить сына своего. Вот и стали толковать с Бурзачилом, какое средство найти, чтобы убить его. А этот Бурзачило — страшной колдун, все везде знал. И говорит государыне: «Придайтесь больные вы, государыня! В такой-то стране есть змей трехглавый. Призови своего сына и скажи ему, что вот мне снилось, что будто бы ты, Иван-царевич, убил этого змея и достал из него легкие-печени, я этим печеням помазалась и будто бы с того мне легче село».
Вот Иван-царевич: «Рад стараться,— говорит,— маменька, для вас!» Вот и пошел к своему коню. Вышел в чистые поля, в зеленые луга, вот свистнул по-молодецки, крикнул по-богатырски — конь бежит, земля дрожит. «Что, Иван-царевич, угодно?» — говорит. Он рассказал: «Вот, доброй конь, так и так! Маменька в такую-то сторону посылает». Конь-то ему и сказал, что она влюбилась в Бурзачило. «Вот,— говорит,— Иван-царевич, надевай на себя трое латы чугунные! Все-таки благословит — не благословит вас мать, а сходите, чтобы вас благословила». Он и пришел к своей матери. «Маменька, благословите меня в путь-дороженьку!» А она и говорит: «Вот еще, какое тут благословенье! Поезжай знай!» Вот он приходит к коню, и отправились в путь-дороженьку.
Вот этот конь бежит, земля дрожит, горы и долы перескакивает, реки и озера хвостом покрывал. «Вот, Иван-царевич,— говорит,— мы еще трех верст не доедем, а огнем начнет палить». Так верно и село. Трех верст не доехали, и начало жечь огнем. Версту переехали, а латы одни с Ивана-царевича уже стекли, сожгло огнем. Потом другую версту переехали, другие латы стекли. Вот этот конь и говорит Ивану-царевичу: «У меня в гриве есть золотая волосинка. Ты гляди на эту волосинку, она корчится, корчится, а ты маши на левую руку своим мечом». Вот и остатнюю версту едут, остатные латы тают, а он пристально в гриву глядит на эту волосинку. Вот она корчилась, корчилась, спрыгнула. Он махнул на эту руку — все три эти головы и смахнул сразу. Подошел к этому чудовищу, вынул легкие-печени. Конь ему сказал, что нарочно эта матка послала его на смерть. Он вынял легкие-печени, на коня и домой.
Приезжает во свое царство. Вот этот Иван-царевич первое зашел в темницу к Бурзачилу. «Видно, ты,— говорит,— Бурзачило, смеешься надо мной?» А он и говорит: «Что ты, Иван-царевич, не ты бы говорил, не я бы слушал». Ну, он из темницы и к матери своей отправился. Матери не очень было любо, что он живой воротился. «Извольте, матушка, я привез вам, чего вы желали!» Она, конечно, как здоровая, взяла выкинула в нужник. Сама опять к этому Бурзачилу в темницу и пошла. Приходит. «Живой,— говорит,— приехал Иван-царевич! Чего бы с ним сделать?» — «Пошлите его сейчас же! В такой-то стороне есть змей о семи головах, оттуда, я знаю, ему живому не приехать!» Вот Иван-царевич приехал. Коня спустил в зеленые луга, а сам не успел еще откушать, а служанки опять бегут за ним. И говорят: «Иван-царевич, маменька помирает, вас зовет туда к себе!» Он знает, что она нарочно, но что станешь делать! Не хотелось идти, а надо.
Пошел к своей матери. Приходит. «Что вам, маменька, угодно?» — говорит. Она на него сбранила, всяко его стала ругать и говорит: «Вот, разбойник, пьешь да гуляешь, а мать умирает!» — «Мне,— говорит,— и поесть еще не пришлось! Что вам угодно, маменька?» «Да вот поезжай в такую-то землю, есть там змей о семи головах. Мне снилось, будто бы ты убил этого змея и привез легкие-печени, я бы помазалась и будто бы мне легче село от этого лекарства».— «Рад стараться,— говорит,— маменька, за вас; только благословите, маменька»,— говорит. «Ну, вот тут тебе еще благословенье! Поезжай знай!»
Он вышел опять к своему коню и обсказывает. Конь и говорит: «Ну, Иван-царевич, надевай на меня шестеро латы железные и на себя железные! Шесть верст не доедем, а огнем начнет палить». Вот он так и сделал, как ему конь говорил. Вот и отправились опять в путь-дороженьку. Шести верст еще не доехали, а огнем начало уже палить. Как версту проехали, одни латы стаяли. Как все эти пять верст проехали, стаяли все латы. Как доехали, конь и говорит: «Смотри на волосинку! Корчится, корчится, а как спрыгнет, ты маши на правую руку!» Вот он так и сделал: махнул на правую руку — все шесть голов и смахнул. Вынул опять эти легкие-печени, и отправились назад.
Приезжают. Они не думали, что он живой воротится, а он и приезжает. Приехал в свое царство и опять зашел в темницу и говорит: «Верно, ты, Бурзачило, смеешься надо мною?!» Он и говорит: «Ах, Иван-царевич, не ты бы говорил, не я бы слушал!» Приходит к своей матери, дает ей опять эти печени. Ну, опять таким же образом выкинула эти печени. Он опять спустил коня в зеленые луга. Только сам сел кушать, не поспел еще кончить обеда, за ним опять кухарки бегут. Ей опять сказал Бурзачило: «Пошли в такую-то сторону, там есть змей о девяти головах. Тому уже живому не уехать!» Вот кухарки за ним побежали. «Иван-царевич, маменька помирает!» Не гораздо любо ему, а все-таки надо мать послушать. Отправился к ней.
Она лежит, охает такую беду, а сама хоть бы что. Опять начала его бранить: «Пес, разбойник, все пьешь да гуляешь, а не знаешь, что маменька помирает!» Ну, он ей и говорит: «Что вам, маменька, еще угодно?» — «Да вот в такой-то стороне есть змей о девяти головах. Вот мне снилось, что, если бы ты съездил и привез легкие-печени, я бы помазала, то здорова бы была!» Он и говорит: «Рад бы, маменька, стараться, да благословите,—говорит,— меня!» А в те разы, как мать не благословит, он пойдет к крестной матери, та и благословит. Так и в этот раз пошел к ней, она и благословила.
Он опять вышел в чистые поля и крикнул своего добра коня. Вот конь прибежал. Он опять ему обсказал, какую службу ему задали. Он ему и говорит: «Надевай железные латы на себя, девятёр латы железные на себя и на меня, потому что девять верст не доедем — огнем начнет палить!» Вот он так и сделал, на себя девять надел и на коня. Вот и отправились в путь-дороженьку. Вот этот добрый конь бежит, земля дрожит, горы и долы перескакивал, реки и озера хвостом покрывал. Вот еще девяти верст не доехали, а огнем уже начало жечь. Что версту переедут, то латы стают. Так восемь верст переехали, восьмеро латы сгорели. Вот этот конь и говорит опять: «Смотри на эту же золотую волосинку! Корчится, корчится, а как спрыгнет, так и маши на левую руку». Вот он все глядел на эту волосинку. Корчилась, корчилась, спрыгнула — он левой рукой все девять голов и смахнул.
А эта царица, как он уедет, к этому Бурзачилу в темницу, да с ним и любезничает. Вот и сошла к нему и разговаривает: «Теперь не воротится живой!» Вот как он смахнул эти девять голов, а этот змей махнул хоботом да его из седла и вышиб, Ивана-царевича. Вот как вышиб его из седла, а он несколько дней — несколько ночей не спал, как вышиб змей, так и заснул сном богатырским. А это чудо и издохло на Иване-царевиче. Вот этот конь постоял, постоял, подождал и думает, что его до смерти убило. Не одни сутки стоял он, все тосковал по своем всаднике. Конь и побежал во свое царство один, Иван-царевич спать остался. Вот и проспал девять дней и девять ночей. А этот конь прибежал в царство, а мать обрадовалась: «Видно, ожег моего сына этот змей!» Бурзачило поганое вышел из темницы. Она привела во дворец, так как бояться уже нечего было. Начали пить и веселиться. А коню не село никакого почета, спустили в зеленые луга — и гуляет.
А Иван-царевич проспался на девятые сутки, увидел, что на нем это чудище лежит. «Ах ты поганое мясо, куда завалил свой хобот!» Сбросил это чудище. Видит, что коня нету, закручинился, не знает, что делать, не знает, куда идти. Погоревал, покручинился и поплакал: не знает, в какую сторону и идти. Вот и пошел куда глаза глядят. «Куды-нибудь да выйду!» — говорит. Шел много ли, мало ли места, дошел до маленькой избушки, в лесу одна избушка стоит. В этой избушке сидит старый-старый старик слепой. Вот его сразу и узнал, не видит, а узнал. «Здравствуй, дедушка!» — говорит. «Далеко ли вас бог понес, Иван-царевич?» Он ему все подробно рассказал, из какого царства, по каким делам. «Ну, Иван-царевич, я,— говорит,— вашего батюшку знал прежде!» А Иван-царевич и спрашивает: «Что это у тебя глаза-то диким мясом заросли?» — «Да вот в одной битве поранили меня, вот эдакое мясо и наросло на глазах». — «Не можешь ли меня, дедушко, в какое-нибудь жилье свесть?» — «И рад бы стараться, Иван-царевич, да не могу! Подвяжите мне чем-нибудь это мясо дикое, тогда можно!» Вот он взял снял ремень с себя, подвязал ему глаза. Вот и отправились. Этот старичок впереди идет, а Иван-царевич сзади.
Вот шли, шли лесом, много места шли, вышли на чистую поляну и увидели преогромное царство. «Вот, Иван-царевич, — говорит,— недалеко царство!» — «Ну, теперь, дедушко, я и сам дойду! Спасибо! Воротись назад». Вот дал ему несколько денег, что он довел его до жилья, и распростились с этим старичком. Ремень отстал. Хотел взять его, а старичок и стал упрашивать: «Оставь мне ремень, Иван-царевич, мне не зайти назад будет!» — «Ну, дедушко, пущай тебе ремень!» А сам и отправился в это царство.
Приходит в царство и просится ночевать. А этот царь и говорит служанкам: «Спросите, разгадает ли он сны? Ежели он разгадает моим трем дочерям сны, то пущай ночует и берет любую дочь замуж, а нет — то голова долой!»
Вот этот Иван-царевич задумался. «Кто знает, что им приснится? Как разгадать?!» Подумал, подумал: «Идти — куда я пойду? Все равно смерть!»
Взялся эти сны разгадать. И сказал кухаркам, что «разгадаю эти сны». Вот его там отвели на ночлег. Он спросил, где у царских дочерей спальня, и отправился в эту спальню. И стал следить, всю мочку не спит. Эти дочери полежали недолго с вечера. Потом встали, вымылись. Сходили в кладовую и помазались — оператели; потом из другого пузырька взяли — окрылатели. Они не поспели выйти из своей спальни, он, не будь плох, увидел, куда они ставили эти баночки, тоже помазался и тоже оперател и окрылател. Вот они и полетели, эти царские дочери, полетели — и он за ними сзади. Но те старшие были попроще, а третья похитрее была. Говорит сестрам-то: «Что это, сестрицы, у нас сегодня шумно и гулко?» А те и говорят: «Ох, сестрица, наверно, сегодня посытнее понаелись и побаще снарядились, оттого, видно, так».
Вот и летят опять. Вот долетают до яблони. Сели на яблоню. Это опять и говорит младшая сестра: «Что это у нас сегодня яблонь согнулась и вершина в землю воткнулась?» А они опять и говорят: «Ох, сестрица, сегодня, видно, посытее наелись и побаще снарядились, оттого, видно, так». Долетают опять до царства, не близко было — далеко. Прилетают, а в том царстве три сына; вот к ним и летали, а своему отцу говорили, что им снилося. Вот прилетели в это царство ко своим любовникам и начали с ними беседовать. Попировали, побеседовали, кольца свои именные на место положили, сами ушли по разным местам; а он, этот Иван-царевич, подкрался и эти перстни у них и унес. Им уж время домой лететь, схватились, а перстнев нету — ни тех, ни других. На кого думать, не знали. Вот опять и полетели во свое царство, и этот Иван-царевич сзади за ними. Вот и долетают до своего царства и в ту же самую кладовую опять; и помазались из того же самого пузырька— крылья отвалились, из другого помазались — перьё отвалилось. Ушли во свою спальню. Он тоже подглядел, помазался тоже.
Вот он и слышит, они и говорят: «Вот, сестрицы, где ему знать, что нам приснилось?» А он и чует. Поутру встают, отцу и сказывают: «Вот, тятенька, так и так, летали в такое-то царство, сидели с царским сыновьям!» А царь, конечно, думал, как это они могли слетать, так и думал, что это им снилось. Тогда государь посылает служанок за Иваном-царевичем. Приходит Иван-царевич. «Ну,— говорит,—разгадывай, что моим дочерям снилось в эту ночь?» Вот он и начал рассказывать, как дело было, как перьё садилось, как мазались и как летели сюда и как младшая дочь говорила. Государь не верит ему, и эти отпираются: «Где же это могло быть? Вот ежели бы как-нибушные знаки были!» Он вынимает эти шесть перстней и показывает государю (перстни эти были все именные). Государь поглядел эти перстни, видит, чьи перстни.
Вот сейчас этому Ивану-царевичу и говорит: «Ну, коли ты разгадал сны, бери любую дочь замуж и награжу тебя полцарством!» Вот он подумал, подумал и эту младшую дочь и стал брать замуж: она была красавица. Государь полцарства ему и наградил. Пожил там он, год, два ли, три ли, понесла его жена и родила двоих сыновей — таких же богатырей, как и отец. А он все думает, что надо во свое царство попасть ему. Из царства в царство все же знают дорогу. И отправился он домой с женой и детями, на многих подводах повезли с ними имения.
Приезжают во свое царство, а эта мать с поганым Бурзачилом и живут во дворце все равно что муж с женой. Вот и увидели, что Иван-царевич домой приехал, оба они испугались. Иван-царевич сейчас взял этого Бурзачила поганого на виселицу, сейчас его тут и повесили. Не очень была мила и мать, а все же матери ничего не сделал. Встретила со слезам и стала просить прощенья у него за все грехи, что она ему нагрубила. Когда Иван-царевич приехал, конь прибежал и обрадовался. Иван-царевич его приласкал, и стал он у него жить. Вот и стал жить со своей молодой женой и со своими сыновьями в своем царстве. Эти сыновья стали рость и сели такие же богатыри, как отец. Жили в мире и согласье. Все их почитали. Много ли — мало ли старая государыня пожила и померла. Стал Иван-царевич жить с молодой женой и добра наживать.