Жили-были мужик да баба. А у бабы была падчерица. Она пряла у колодца, да и сронила веретешко в воду. Вот домой идет, плачет. А мачеха и говорит: «Чего, дура, плачешь?» —«А я веретешко в воду сронила». Ну, та ее и давай ругать, рычала, рычала и говорит: «Ступай за веретешком вслед, назад не ворочайся». Девушка и пошла да и бросилась в колодец. И пала на луг. Ну, милая моя, и пошла она по лугу. Идет, идет, стрету ей овечьи пастухи: «Девушка, подпаши под нами, подмаши под нами, дадим тебе овечку с баранечком». Она подпахала под ними, убрала, они и говорят: «Домой пойдешь — мы тебе долю отдадим». Она поклонилась и пошла.
Идет дальше — ей стрету коровьи пастухи: «Девушка, подпаши под нами, подпаши под нами, дадим тебе корову с нетелью». Она подпахала под ними, подмахала, они и говорят: «Спасибо, девушка, обратно пойдешь— долг не забудем».
Идет она лугом, долгим польём, стрету ей жеребцовы пастухи: «Девушка, подпаши под нами, подмаши под нами». Она и им сряду все сделала. Они и говорят: «Назад пойдешь, мы тебя не обидим». Пошла она дальше и дошла к избушечке, к старику и старушечке. Тут и ее веретешечко. Говорит ей старуха: «Должна ты, девушка, веретешечко выкупать, верой-правдой нам год прослужить». Она и давай служить. И так это она хорошо работала, так это чисто вкруг ходила, что ее хозяева полюбили.
Три года она у них жила, на четвертой соскучилась: «Отпустите меня,— просит,— хозяева, домой к батюшке». Они ее и пустили. Именья ей надавали, а как стала она в ворота выходить, так ее всю золотом обсыпало.
Пошла она домой, стрету ей пастухи, дали ей коровку, да овечку, да жеребчика. Пошла она с именьем, вся как есть золотая. Дошла до ворот, собачка тявкает: «Наша дочь пришла, тяу, тяу, именье принесла, тяу, тяу». А бабка кричит: «Молчи, дрянь, давно черти съели».
Тут она и входит, вся в золоте, эко! Ну, прознал про то народ, и стали ее сватать. Она за крестьянина не пошла, за дьячка не пошла, за барина не пошла, за дворянина не пошла, а посватал Иван-царевич, за него пошла. Ух, бабка зла стала! Послала свою родну дочь в колодец, за веретенышком. Та скакнула и пала. Ну, встала и пошла. Идет, идет, стрету овечьи пастухи: «Девушка, девушка, подпаши под нами, подмаши под нами, дадим тебе овечку». А она груба, зла и говорит: «Вот-те какие, не за тем я сюда пошла, не по навоз пошла — по имение иду».
И идет. Шла, шла, стрету коровьи пастухи: «Девушка, девушка, подпаши под нами, подмаши под нами, дадим тебе нетелку».— «Не по то пошла — по живот пошла». И идет. Шла, шла, стрету жеребцовы пастухи: «Девушка, девушка, подмаши под нами, подпаши под нами».— «Не для того иду — по золото иду».
Пришла она к избушечке — к старику и старушечке. «Отдайте,— говорит,— мое золото веретенце». (А како оно золото. Просто — деревянно. Ишь, како дело сболтнула!) А старушка ей и говорит: «Ты за веретенцо выслужи».
Ну, стала она служить — и все не ладно, все испортит, ленится да неряшится. Ну, три дня прослужила, на четвертый домой просится. Они ее отпустили, дали ей корзину с добром, и она пошла. Дошла до воротьев. «Ай,— думает,— в корзину посмотрю». А из корзины жабье, да гад, да гнус-пармак полез — всю ее заклепил, а с воротьев смола полилась, всю залила. Побежала она домой, прибежала до ворот, а собачка: «Тяу, тяу, наша дочь во смоле пришла». А бабка ей: «Цыц, наша дочь в золоте придет».
Та вошла – вся в смоле. Мать к ней бросилась, прильнула к ней, так и пропали вместе.