ЦАРСКИЕ МАСТЕРА

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. У него был сын. Его звали Иваном. Однажды ходил он по улицам, прогуливался, значит, как делают в городах. Спят, спят после обеда и пойдут с чигаркой во рту ходить по подоконью. Так вот и Иван-царевич, ходил, ходил, и случись ему пройти мимо трактира. Слышит — шумят там. Заходит в трактир, видит — сидят столяр да золотарь и спорят промеж собой. Столяр говорит золотарю: «Я дороже тебя вещь сделаю». А золотарь говорит: «Нет, я дороже».

Спорили, спорили, наконец заключили, что кто сделает вещь дешевле — с того голова на плаху. Написали бумагу при свидетелях и отдали в суд. А сроку время три месяца. И пошли всякий кому куда ближе. Золотарь пошел заготовлять золото, а столяр пришел домой, сел на верстак и давай строгать клинчики и щерубчики. Строгал, строгал, склал вместе и вышел голубь. Приделал крылья, винтики, разобрал, склал в мешок, и баста. Лежит да полеживает, дожидает, скоро ли пройдут три месяца, чтобы нести напоказ свою работу. Наконец время пришло; взял он мешок с клинчиками, щерубчиками и пошел в столицу.

Шел-шел и устал. Взял, снял мешок, кинул под куст и сам лег на мешок. Вдруг сделалось сияние: несет золотарь свою вещь. Пришли вместе в столицу. Сначала стали ценить вещь золотаря. Ценили-ценили трое суток. Наконец оценили. Стали ценить вещь столяра. «Да нет, господин судья, нельзя,— говорит,— ценить моей вещи здесь. Надо выйти на двор». Вышли, он высыпал все клинчики, щерубчики. Судьи засмеялись. Он начал прибирать клинчик к клинчику, щерубчик к щерубчику — вышел голубь. Сел на голубя и полетел. «Что стоит моя вещь, господа судьи?»

Иван-царевич и говорит: «Позволь, батюшка, мне полететь на голубе. Я оценю его». Сел на голубя, вернул за винт, голубь и полетел. Он и говорит: «Лети, мои голубь, за тридевять земель в тридевято государство прямо к Марье-царевне».

А про эту царевну сказал один пьянчужка, как она родилась, что как только ей будет шестнадцать лет, она будет распутного поведения.

Лишь только исполнилось ей шестнадцать лет, отец сделал дворец и запер ее туда, и только няньки да бабки подавали кушанье, и то в окошко на крыше. К этому-то окошку и прилетел теперь Иван-царевич, стукнул в окошко. Царевна пустила. Он прожил там до утра «Ну,— говорит,— Марья-царевна, теперь нам надо с тобой улететь. Завтрашней ночью мы и улетим. А если что со мной случится, буде узнают, что я был, так приговорят к смерти за то, что я проспал у тебя, да как станут казнить, ты попросись посмотреть, и я стану показывать голубя, на котором летаю, да как раз покажу, а ты и скажи: „Ну-ко, ну покажи снова", а сама придвинься поближе, а я тебя схвачу и улетим».

Ушел Иван-царевич, Марья-царевна легла спать и проспала очень долго. Няньки, бабки утром будили, будили, не могли разбудить. Сказали царю. Царь пришел, кое-как разбудил, стал спрашивать, а она и говорит, что не знает и не видала никого. На другую ночь царь велел окрасить краской крышу около окна. Иван-царевич и на ту ночь прилетел. Стал звать Марью-царевну, а она стала проситься у него проститься ей завтра с отцом и матерью. Иван-царевич согласился. Утром рано опять и улетел.

Поутру приходят няньки, бабки и видят краска обтерта. Донесли царю. Царь и послал послов в город искать, у кого найдут пальто замаранное в той краске, того привести к нему. Иван-царевич вышел на рынок прогуляться, а на пальто свое и не посмотрел. Его схватили и привели к царю. Он через сутки назначил снять с него голову. Сказали об этом и Марье-царевне, она и стала проситься посмотреть, отец спустил. Когда привели его на место казни, он и говорит: «Позволь, царь, показать тебе вещь, на которой я летал». Царь говорит: «Покажи». Он стал показывать, а Марья-царевна н говорит: «Как, как? Ну-ко, снова покажи, а сама и подошла поближе».

Он схватил ее, вернул шибко винтом и улетел к себе в царство. Прилетел, а там хотели на другой день казнить столяра за то, что принес такую вещь, которая сгубила царевича. Он явился с невестой и сказал, как было дело, рассказал отцу все. Женился на царевне, и стали жить да быть да добра наживать и теперь живут да хлеб жуют.