Жил-был Фома Богатый: ни скинуть, ни надеть у него не было, а постлать не заводил. Приходит к нему лиса. «Что ты, Фома Богатый, чай, тебе жениться хочется?»— «Когда не хотеться, да у меня,— говорит,— только кот да кобель; кто за меня пойдет?» — «Я У купца,— говорит лиса,— дочь усватаю!» Вот лиса невесту сватать полетела и хвостом завертела. А по описи он был Фома Богатый, славущий. Купец позавидовал богатству, захотел жениха поглядеть; а он оброс как шут. Лиса и говорит Фоме Богатому: «Ах, Фома, надо тебя обмыть и волосы на тебе подстричь, ехать невесту глядеть».— «А в чем я поеду глядеть-то?» (Он весь тут раздевши.) Лиса говорит: «Надейся на меня! Я тебя одену! Побегу базаром, а ты в лавках одежку цоп да цоп».
Вот лисица, красная девица, базаром полетела, только хвостиком завертела; а Фома Богатый в одной лавке сертучок сцопал, в другой картузик слизал; в третью лавку забежал, сапожки со скрипом достал. «Ну,— говорит,— спасибо, лиса, теперь можно и свадьбу заводить». Поехали глядеть невесту. Был он бедняк, а лицом был хорошовит: губы по осмётку, а нос как башмак. Посмотрели невесту; жених невесте показался, а жениху невеста показалась. У купца не пиво варить и не вино курить, сейчас да и за свадьбу. Сегодня их обвенчали, а завтра к Фоме помчали. А у Фомы ни кола, ни двора. Собирал купец своих родных к Фоме Богатому погулять, дом его, именье посмотреть. Лиса нахвалила, что у него пять табунов: есть табун конный, есть табун рогатый, есть стадо овечье да стадо гусино, да есть стадо пырино, да есть стадо курино. Вот поехали. А в селенье, где Фома жил, жили змей Горыныч с змеей Горыновной. Эти стада были ихи, а лиса нахвастала, что они Фомы Богатого. Горные идут горновать, а лиса к змею Горынычу побежала и к змее Горыновне, велела им из дому убираться. «Едет к вам в дом царь Гром и царица Молонья! Царь убьет, а царица сожжет!» Змей со змеей отвечают: «А куды же нам деваться?» — «Лезьте в гнилую колоду!» Змей Горыныч и змея Горыновна убрались, а лисынька в чисто поле полетела. Подбегает к конным пастухам: «Пастушки-дружки, чье конное стадо пасете?» — «Змея Горыныча и змеи Горыновны».— «Ох вы, пастушки-дружки, не говорите так! Говорите: Фомы, мол, Богатого: едет царь Гром и царица Молонья, царь убьет, а царица спалит!» Побежала к коровьим пастухам: «Пастушки-дружки, чье коровье стадо пасете?» — «Змея Горыныча и змеи Горыновны».— «Ох вы, пастушки-дружки, не говорите так: говорите, что Фомы Богатого! Едет царь Гром и царица Молонья, царь убьет, а царица спалит!»
Вот едет купец и доехал до конного стада: «Чье стадо?» — «Фомы Богатого». Доезжает до коровьего стада, спрашивает: «Чье?» — «Фомы Богатого». Приехал купец с гостями в огромный дом, где змей Горыныч со змеей Горыновной жил, и стал пить, гулять. Напились все, хмельные пошли по двору. Лиса подвела их к колоде и говорит: «Нельзя ли эту колоду расстрелять?» Вот они колоду расстреляли и змея Горыныча с змеей Горыновной убили. Все именье Фоме Богатому досталось. Поехали горные домой, а Фома стал жить да поживать, все стада стал себе загонять и огромный сделался богатей. Прошла свадьба; приходит лиса. «Дома ли Фома Богатый?» — «Дома». — «Я тебя, Фома, женила, я тебя домом наделила. Дай мне овечку!» Дал он ей овечку. Наутро лиса опять идет. «Дома Фома Богатый?» — «Дома».— «Я тебя, Фома, женила, я тебя домом наделила. Дай мне гуська!» Он ей гуська дал. Лиса зачала кажный день ходить, доняла его всем. Фома и говорит: «Чай, будет, лиса, ходить? Я не буду тебя ничем дарить. Ну-ка, Серка, держи ее!» Серка и полетел за лисой. Не поспела только поймать — лиса ширк в нору и сидит. Серка — у норы и глядит в нее. Лиса и спрашивает: «Глазыньки, вы что делали?» — «Глядели, как бы нору нам увидать, лисыньку бы собаке не пымать».— «А вы, ноженьки, что делали?» — «А мы бежали, чтобы лису собаки не догнали».— «А ты, хвостик, что делал?» — «А я по полу тащился (грубо таково говорит), чтобы собаки лису догнали и пымали».— «Ах ты пес, лисий хвост! Вот взять да тебя собакам отдать!» Взяла да и высунула в нору-то и говорит: «А нате вам, собаки, вам лисий хвост». Серка за хвост цоп и разорвал лису. Фома Богатый стал себе жить да поживать, худо проживать, а добро наживать.