В некотором царстве, в некотором государстве жил-был мужичок-лесничок; он ходил лесовать недалеко и бил дичи немного. Вот он и говорит сам себе: «Надо сходить подальше, может быть, побью побольше». Отправился по один день подальше и бьет всякого зверя много и слышит в одной стороне и крик, и рев, но не смел того дни пойти туды. На второй день опять же идет в ту сторону лесовать и тоже бьет всякого зверя еще того больше и чует тот же крик и рев в той стороне; он опять не смел туды идти, так оставил. Вот и на третий день идет туды же и тоже бьет всякого зверя много и опять слышит рев и крик; расположился: «Что будет — схожу, что там такое?»
Приходит к этому месту и видит, дерутся лев-зверь и черт. Вот этот лев-зверь и давай просить мужичка, чтобы подсобил этого черта убить. И черт просит мужичка-лесничка, чтобы подсобил лева-зверя убить. Мужик думает сам себе: «Не знаю, которого и убить? Вели черта убить, то лев-зверь съест меня, а лева-зверя убить — черт помучит, помучит, да живо же оставит»,— и решил льва убить. Вот он взял свое ружье, зарядил его покрепче и убил лева-зверя. Этот черт и говорит: «Чем же я буду тебя, мужичок, награждать? Здесь наградить мне нечем, пойдем же, друг, домой, там я награжу тебя чем-нибудь!» Приходят они к черту, бросает этот черт шкуру лева-зверя о пол и говорит своему отцу: «Ах, батюшко! Сколько я ни ходил, а все-таки лева-зверя погубил!» — «Ах, дитя,— говорит отец,— где тебе лева-зверя погубить?»— «Да вот мне, батюшко, мужичок-лесничок помог убить, я не знаю, чем же его и наградить?» — «А вот что, дитя,— говорит старшой черт,— есть у нас серебряное кольцо, с руки на руку переложить — выскочит двенадцать молодцев, что угодно, то и сделают, отдадим ему, пусть он повесит под правую пазуху».— «Но этого,— говорит малой черт,— мало ему; вот что, друг, пойдем к царю, у царя есть много пастушков, пасут скот и делают утраты во всякой день много, и порядись ты у этого царя пасти скот и будешь пасти постоянно сохранно, и жалованье он тебе положит большое». Приходят к царю, и говорит мужичок на этих пастухов, что «вы вот ходите и много утраты делаете, а я буду ходить сохранно!» Вот его царь этот и порядил в пастухи и рядил ему сто рублев в лето; он и стал ходить сохранно. Этих старых пастухов царь посадил в тюрьму, им стало бедко на нового пастуха; и выходят царские дети погулять к острогу, вот эти острожники и говорят: «Эй вы, царские дети! Подьте-тко сюды, чего-нибудь скажем про вашего нового пастуха». Дети подошли, они говорят: «Ваш молодой (новой) пастух похваляется достать из-за тридевять земель, из-за тридесять морей, из тридесятого царства от бабки, от долгоноскн, внучку Олену, прекрасну девицу». Вот дети пришли домой и сказали своему отцу. Доживают до вечера, пригоняет пастушок скот сохранно, и призывает его царь налицо и говорит ему таковы слова: «Ну, вот что, молодец, достань мне сей же ночи невесту от бабки-долгоноски внучку, Олену прекрасную, не достанешь — голова долой!»
Вот пастушок заплакал горькими горючими слезами и вышел из царства, да сам себе и говорит: «Эх, кабы да на эту пору, на это времечко, да старопрежний друг-черт!» А он тут и есть. «О чем,— говорит,— друг, плачешь?» — «Да вот так и так,— говорит,— царь службу накинул».— «Однако какую?» — «Да приказал достать из-за тридевять земель, из-за тридесять морей, из тридесятого царства Олену, прекрасную девицу, взамуж».— «Эх, друг,— говорит черт,— это нам не служба, а службишка. Садись за плечи!» Вот он сел за плечи к черту, и потащились. Песет его черт и говорит таковы слова: «Вот что, друг! Придем мы с тобой туды, а мне в дом зайти неприступно; в этот дом ты пойдешь все равно что поло; у ворот стоят часовые, но я напущу на них сон, все равно что мертвые будут. Когды в первую комнату взойдешь — спит простонародье; во вторую комнату взойдешь — спят солдаты; в третью комнату взойдешь— спят господа офицеры, и на всех я напущу мертвой сон; в четвертую комнату взойдешь — спит она, прекрасная Олена; заверни ты ее с постелькой всей и тащи по ком хочешь, хоть по народу, никто не пробудится».
Мужик так и сделал: прошел три комнаты, взошел в четвертую, взяв ее с периной, и потащил скорее, а все спят, как мертвые; приносит на улицу, садится к черту за плечи, и потащились к царю. Приходит он к царю и кладет ее в прихожую. Эта девица поутру встает и говорит сама себе: «Ах, боже мой! Где же я теперь лежу? У царя в прихожей». Вот приходит царь к ней и говорит: «Что же, Олена, прекрасная девица, идешь ли взамужество за меня?» — «Ах, ваше царское величество? Отчего же я нейду за вас, только есть ли у вас венчальное платье?» — «Как же,— говорит,— нет у нас платья?» Вот он отвел ей комнату с платьем; она день выбирает, другой и третий и не могла по уму прибрать платья. «Ну,— говорит,— ваше царское величество, когды умели меня достать, так умейте и мое венчальное платье достать!» Вот этого пастушка царь опять призывает к себе налицо и посылает опять туда же за платьем. «Представь же,— говорит,—к утру, а не представишь — голова с плеч долой!» Пастух выходит из царства и плачет того тошнее. «Ах,— говорит,— кабы на эту пору, да на это времечко, да старопрежной друг черт!» Он тут и есть. «О чем, друг, плачешь?» — говорит. «Да вот царь опять службу накинул: приказал достать платье венчальное».— «Ну,— говорит черт,— эта служба ничего-таки служба! Но, давай постараемся, может, достанем». Вот пастушок сел к нему за плечи, и потащились опять. Несет его черт и говорит: «Вот что, друг, это платье у ней в каменном соборе и в алтаре под престолом. Вот мы когды придем к этому собору, у этого собора (есть) каменная ограда, и лежит тут обломков кирпичу много, ты бери один, который поматерее; в этом соборе будет совершаться служба, ты взойди в собор и встань за печку, а мне идти туды неприступно. Вот я обвернусь златорогой ланью, буду вокруг собора бегать, и служба остановится, пойдут меня ловить, и выйдут из собора все, останется один монах, да и тот станет в окно смотрить. Вот ты (в это время) из-за печки выйди и этим кирпичом в темя его ударь и сними с него монашеское платье и надень на себя; тогды и возьми это платье из-под престола, выходи вон и лови меня, я тебе половлюсь».
Вот приносит его черт к этому собору: точно, что в соборе служба идет, и взял он кирпич, которой поматерее, заходит в собор и встает за печку, чтобы никто не видал его. А черт обвернулся златорогой ланью и стал бегать вокруг собору. Певчие увидали эту лань и остановили службу, друг по дружке и вышли все; остался один монах, и тот смотрит в окно. Вот этот мужичок выходит из-за печки, этим кирпичом и зашиб монаха, снял с него монашеское платье и надел на себя; потом достал подвенечное платье из-под престола, сунул его за пазуху, выходит вон и ловит эту лань. А люди ему и говорят: «Эх, монах! Где тебе поймать эту лань — есть получше тебя, да не могут половить!» Он одно: пробирается к ней да дружелюбит, а эта лань подвигается к нему да лащится. Поймал эту лань и сел на нее. Народ кричит: «Монах, вались, не то увезет тебя!» А он держится да думает, как бы скорее уехать. Выехали на заполье, снял с себя монашеское платье, повесил на кол, а сам сел к другу за плечи, и потащились опять.
Приходит пастушок к царю и кладет это платье в прихожую. Поутру встает Олена, прекрасная девица, и говорит: «Ах, боже мой, где мое платье было, а теперь у царя в прихожей лежит». Приходит к ней царь. «Ну, что же,— говорит,— Олена, прекрасная девица, идешь ли за меня взамуж теперь?» — «Отчего нейду,—говорит,— ваше царское величество, но есть ли у вас венчальные кони и карета?» — «Как же,— говорит,— у нас нет коней и кареты?» Вот он отвел ей конюшню, другую и третью; она день выбирает, другой выбирает и третий, не могла по уму прибрать ни коней, ни карсты и говорит опять царю: «Когда умели, ваше царское величество, меня достать, умели и мое подвенчальное платье достать, так умейте же и моих тройку коней и карету достать!» Вот царь опять своего пастуха призывает и наказ наказывает, чтобы к утру достать тройку коней и карсту, а не то — голова с плеч долой! Выходит пастушок из царства и плачет еще того тошнее да и говорит: «Эх, кабы да на эту пору, на это времечко старопрежной друг-черт!» А он тут и есть! «О чем,— говорит,— друг, плачешь?» Он сказал, что так и так, царь службу накинул опять. «Какую же службу накинул?» — «Приказал,— говорит.— тройку коней венчальных достать и карету».— «Ага, ба! — говорит.— Да это служба! Ну, да все-таки пойдем, может, достанем». Вот и потащились добры молодцы опять. Эти кони и карета были у ней в синем море под каменной плитой. Приходят к синю морю, черт посылает этого мужичка в лавку купить две свечи воску ярого. Мужичок принес две свечи воско-яровых; одну свечу затеплил себе, а другую товарищу. Черт и говорит ему: «Вот что, друг! Когда вся свеча изгорит, а меня из моря все-т нет, то и ты валяйся в воду, и тебе не жира!»—сказал это и укурнул в море. Этот мужичок и давай ходить по берегу и дожидает своего товарища. Вот у него половина свечи сгорела, а черта все нет; вот ужо и немножко стает — его все нет; и стал уж к ноготку прилипать свечушку и заплакал горькими да горючими (слезами). «Видно, и мне не жира»,— думает.
Вдруг по морю волна заходила — это черт и едет па тройке; выехал на берег и вскричал: «Успевай садиться, друг, скорее!» Мужичок успел вскочить ему в карету, и понеслись добры молодцы: где у дома угол захватят — угол прочь, где у церквей прихватят угла — главы покривятся. Вот черт и говорит своему другу: «Вот что, друг, не доедем до царства, ты их тпрукнн, а то все ваше царство разнесем». Не доехали они до царства, мужик и крикнул (лошадям): «Тпррруу!» Кони остановились.
Вот они доехали до царя. Мужичок-пастушок вышел из кареты, привел этих коней к столбу точеному и привязал к кольцу золоченому, надавал пшеницы белоярые и заходит к царю в палаты, и дает знать государю, что привел таких-то коней. Царь призывает Олену, прекрасную девицу, налицо к себе: «Ну, что же, Олена, прекрасная девица, идешь ли теперь за меня взамуж?»— «Отчего же,— говорит,— нейду, ваше царское величество, коли вы умели меня достать, и мое венчальное платье, и моих коней с каретой, ну, так еще у этого своего верного слуги отрубите голову, тогда я за вас иду взамуж».— «Нет, девица Олена, не подымаются у меня руки срубить головы его»,— сказал ей царь. Вот она взяла саблю и срубила голову самому царю и взяла этого пастушка за ушка и поцеловала его во уста: «Пусть же ты мой муж, а я твоя жена!»
Вот он и сел на царство. Вот его старопрежной друг черт и приходит (к нему) да говорит: «Ах, друг! Сел на царство, да не на руки куделя»... Мужичок день прожил, наступила ночь, ложится с молодой женой спать. Эта бабка-долгоноска изозналася там, что ее внучка увезена и за царя взамуж отдана, и отпустила она своей силы три корабля, чтобы это царство все пленить, головней покатить и царя опалить. Старопрежной друг-черт приходит к нему и колотится: «Ах, друг,— говорит,— спишь да свою голову проспишь!» Вот он встал, в свою подзорную трубку поглядел (и видит): идет морем три корабля силы; он взял это кольцо из-под правой пазушки, с руки на руку переложил, и выскочили двенадцать молодцов: «Чего угодно, ваше царское величество?» — говорят. «А вот что, братцы,— говорит он,— эту силу всю разбить и по воде разметать!» Вот эти молодцы и пошли по морю, все равно как по земле, и всю силу разбили и по воде разметали и приходят на прежнее место.
Переночевали ночь, как ничего и не было; наступает день, живут (молодые) преспокойно; наступает опять вечер, и, как только что спать легли, эта бабка-долгоноска отпустила шесть кораблей силы, надо ей царство покорить. Вот старопрежной друг-черт опять колотится и говорит таковы слова: «Эх, друг, спишь, ла свою голову проспишь!» Царь встает, в подзорную трубку поглядел (и видит): идет шесть кораблей силы и того ближе. Он, торопясь, кольцо с руки на руку переложил, выскочили двенадцать молодцов: «Чего изволию, ваше царское величество?» — «Надо, братцы, эту силу всю разбить и по воде разметать!» Вот они эту силу всю разбили и по воде разметали и воротились на старое место.
Перекочевали (молодые) ночку, как ничего не бывало, живут и день преспокойно, наступила третья ночь. Вот бабка-долгоноска отправила двенадцать кораблей силы и сама в легкой лодочке поехала: надо ей узнать, куда сила девается? А старопрежной друг-черт опять приходит и колотится: «Эх, друг, спишь, да голову проспишь!»— крикнул. Царь встал, в подзорную трубку поглядел: идут двенадцать кораблей силы, а сзади идет и сама бабка-долгоноска в легкой лодочке. Он кольцо с руки на руку переложил — выскочили двенадцать молодцев: «Чего изволите, ваше царское величество?» — «А вот что, братцы,— говорит,— надо эту силу разбить и по воде разметать, а бабку-долгоноску в гости созвать». Они эту силу всю разбили, по воде разметали, а бабку-долгоноску в гости созвали. Вот зять ее молодой стал угощать всякими напитками, в том числе и сам напился, сделался очень пьян и лег спать-отдыхать со своей молодой женой, а жена ему и говорит: «Как же ты у моей бабушки силу губил?» — «А своей,— говорит,— русской храбростью».— «Врешь, что-нибудь да есть у тебя?» Он спьяна-то и сказал, что «у меня под правой пазушкой на шелковой ленточке есть серебряное кольцо. С руки на руку переложу — выскочит двенадцать молодцев, что надо, то и сделают». Вот и заснул. А жена его возьмет да это кольцо и срежет и выйдет с этой бабкой вон. Бабка возьмет это кольцо с руки на руку переложила— выскочили двенадцать молодцев: «Чего изволите, бабка-долгоноска?» — спросили те. «Это царство,— говорит,— все покорить, попленить, головней покатить и царя опалить!» Вдруг это царство и загорело, головней все покатило и самого царя опалило. Эта бабка со своей внучкой села в лодку да и обратилась в свое место. Вог старопрежной друг-черт и приходит к своему товарищу и говорит: «Ах, друг! Я тебе говорил, что не на руки ку-деля». Взяв его, посадив на плечи и унес домой. Принес домой и говорит своему отцу: «Ах, батюшко! У меня что над другом-то сделалось — всего опалило!» — «А вот что, дитя, слазай-ко в подполье, у меня есть там кувшинчик о двенадцати рыльцах — принеси». Черт этот кувшинчик достал и стал лечить своего товарища и вылечил, тот сделался еще лучше прежнего; вот и говорит ему: «Л что, друг, не желаешь ли своей жены повидать?» А он отвечает: «Эх, друг! Да где же мне теперь свою жену повидать?» — «Да ежели желаешь,— говорит черт,— так садись за плечи, сейчас посмотрим». Вот он тут сел за плечи, и потащилися добры молодцы. Дорогой и говорит ему черт: «Вот что, друг! Они теперь с дорожки в бане моются, а в баню мне зайти тут можно; возьми же ты свою саблю и встань в передбанье, а жена твоя из бани пойдет, ты не тронь ее, а бабка пойдет, то как только она в двери голову покажет, я сзади немножко подпихну, ты и не зевай, руби ей голову саблей». Приходят добры молодцы к этой бане: как есть они с дороги моются в ней; черт и забрался в баню к ним, а мужичок встал в передбанье. Вот выходит жена его из бани, сунула во двери голову и говорит своей бабке-долгоноске: «Ах, бабушка, русским духом пахнет!» — «Что ты, дитя,—отвечает бабка,— какой здесь русской дух! Ты жила там, тебе все русской дух и чуется». Вот жена и ушла из бани; бабка одна осталась в бане. Вот и она покатилась водой и пошла вон; во двери только что голову показала, черт сзади немножко попихнул, а мужичок и отсек ей голову, взял за нос и бросил в море; на ногу встал, другую раздернул и тоже в море бросил. Пришел он к своей моладой жене, берет ее за руку, и отправляются в свою местность, и построил он опять свое царство еще лучше прежнего, и стал он со своей женой жить да царствовать, тем и сказка кончается.