Был старик с тремя сыновьями, а у них были таки дреби да грязи, они и задумали мост мостить, чтобы людям хорошо было ходить. Мостили три года. Как замостили, старик и посылат большого сына: «Поди, сядь под мост, кто первой пойдет, что заговорит?» Старший сын пошел и слушает. Идет старичок и бога молит: «Дай господи, кто этот мост мостил, чего просят, то и дай». Старшой сын вышел: «Мы мостили, три брата да и батюшко».— «Что тебе надо?» — «А мне много не надо, а чтобы ни за чем в люди не ходить, дома жить»,—«Так и будет». Приходит к старику и рассказыват. На другой день старик посылат другого сына; тот же старик идет по мосту и бога молит, сын опять и вышел и тоже пожелал: «Ни за чем в люди не ходить». Старик и ему говорит: «Так и будет». На третий день старик малого сына посылат, Ивана. Иван сидит под мостом, старичок опять идет и молит опять бога. Иван выходит, старик спрашиват: «Тебе чего надо?» — «А я в солдаты хочу идти».— «Худо ведь в солдатах».— «Нет, я пойду». Старик овернул его ясным соколом. Летал, летал, летал, все осмотрел, старик его опять отвернул. «Ну, ты теперь много видел, пойдешь ли в солдаты?» — «Пойду». Старик овернул рысью. Иван рысью бегал, бегал, бегал, старик его отвернул и спрашиват: «Ну, идешь ли в солдаты?»—«Иду». Старик его овернул оленем златорогим. Иван бегал, бегал, бегал, старик его отвернул: «Ну что, идешь в солдаты?» Иван говорит: «Иду». Старик его овернул мурашом. Мурашом ползал, ползал, ползал, с ветки на ветку, с прута на пруток, старик его опять отвернул. «Что, идешь в солдаты?» — «Иду». — «Ну, на осень тебя отдают в солдаты». К отцу пришел Иван и говорит: «Я пойду в солдаты». Отец говорит: «Худо в солдатах; ты ничего другого не мог выпросить?»
Осень пришла, его и отдали в солдаты. Прослужил год ли, два, может быть, и три, сделалась завороха—война. Государь и запоходил на войну, занабирали народу, и этот солдатик попал с ним. Шли год и два, может быть, и три шли, доходят до места, где надо воевать. Государь схватился, кавалерии нету, и зарозыскивал народа, кто может в трои сутки домой сходить, к дочери за кавалерией, во дворец, и назад прийти. Все отказываются: «Нет, три года шли, где же в трои сутки сходить». А Иван и выискался: «Я в трои сутки схожу». Царь ему и говорит: «Если в трои сутки сходишь, я за тебя дочь замуж отдаю и тебя после смерти на свое место поставлю». Иван нарядился и отправился. Иван из виду вон ушел да и овернулся рысью. Бежал, бежал, бежал, овернулся златорогим оленем, бежит по Петербургу, народ кричит: «Хватайте, хватайте!» А другие говорят: «Это кака ле весть от государя, прямо во дворец летит». Иван потом мурашом овернулся и попал во дворец, в верхи, где дочь царска живет. Прополз, овернулся солдатиком, а она ужахнулась: «Как вы прошли и по какому случаю?» Солдат рассказал. Царска дочь не верит: «Это все вранье, шли три года, как ты мог в сутки попасть». Иван и говорит: «Я тебе покажу». Овернулся ясным соколом, она из него перышко вытянула да и в платочек завязала и спрашиват: «А еще как шел». Иван овернулся рысью, царевна у него шерсточки клочок вырвала. «Еще покажи как?» Иван оленем овернулся, она у оленя рожка отломила. «А как во дворец заходил?» — спрашиват царевна. «А я тут мурашом полз». И овернулся мурашом, она из его бочечку (яичко) и вытянула и опять в узелок завязала. Тогда царска дочь кавалерию солдату отдала, он мурашом овернулся, из дворца и пополз, выполз, овернулся златорогим оленем, потом рысью. Бежал, бежал и вздумал отдохнуть и повалился у моря. А у моря два солдата на часах стояли: суда приходят, дак они смотрят. Иван спит, они подошли, посмотрели, солдат спит. Они Ивана в море бросили, а сами кавалерию царя и понесли, недалеко уж дак. Принесли эти солдаты к государю и воевать стали. А Иван попал к морскому царю.
Морской царь его всем дрочат, кормят, видят, что человек не худой дак. А Ивана скука одолеват, он и запросился: «Вынесите меня на белой свет, хоть поглядеть». Его и вынесли далеко от берегу, на остров. Иван овернулся ясным соколом и сдумал лететь. Морской царь его хватился, а его на острове и нет. Вот море кверху подымется, подымется, его туда и утянуло. Иван живет опять в морском государстве месяц, другой и запечалился о белом свете. Вынесли его опять подальше от берега, посмотреть свет. Ясным соколом овернулся, летел, летел, маленько не долетел, морской царь схватился, море подыматся, да его опять и утянуло. Жил месяц, другой, на третий опять запечалился и думат: «Теперь уж кончается война, мне-то бы там надо быть». Опять не пьет, не ест и печалится порато. Морской царь спрашиват: «Что, Иван, опять стоснулся о белом свете?»— «Стоснулся».— «Ладно, теперь я тебя на три часа выпущу, а боле тебе и не бывать. Пойте, робята, вынесите его на три часа». Робята его вынесли на остров ближе к берегу (робята были тоже русски, набросаны в море-то). Они его вынесли. Иван опять и полетел, да и перелетел. Пошел, до деревень дошел и спрашиват: «Прошел ли государь с войны?» — «Прошел, месяца два как уж».
Иван приходит в Питенбурх, остановился у старухи и спрашиват: «Что это у вас в Питенбурхе всё песни поют да играют?» — «А царь дочь взамуж отдает за одного солдата, а другого солдата ставит на высокое место; да дочери замуж неохота; через три дня и венец будет. Завтра будут выкликать музыкантов; муж у меня был музыкант, ты оденешь его платье и пойдешь смотреть». Старуха Ивана обрядила в музыкантско платье, он и пошел смотреть. Иван к музыкантам пришел, они играют, а он всех до одного лучше играт. А эта царевна ходит (царь дал ей на волю, кого оприметит, тот и твой), она стала чарки подавать, Ивана оприметила и говорит: «Вот мой суженой, которой у меня был». А царь спросил: «Почему ты узнавать?» Стали солдат, у двух-то, спрашивать, как они заходили во дворец, а они и завертелись. А они: «Мы нанимали, да мы ехали на машины...»— и завертелись. Стали спрашивать Ивана, он и запоказывал. Перво дело овернулся ясным соколом, а царевна вынула из узелка перышко, приложила и говорит: «Вот тут и было». Потом Иван овернулся рысью, царевна приложила клочок шерсти: «Вот тут и было». И оленем овернулся, и мурашом. Царевна все приложит, все так и будет, приходится. А эти два солдата стоят, почернели; их захватили, пристреляли, а с Иваном повенчали.