В одном городе жил купец именитой, большой. Этот купец и помер, остались у него дочка и сынок. И жена после него недолго пожила и стала наказывать перед смертью: «Ты, доченька, стань начальствовать, а ты, сынок, слушайся, куда тебя сестрица ни пошлет».
И старушка тоже померла, они остались одни. Вот сестра и говорит брату: «Ты, брателко, поезжай в иностранну землю торговать».— «Хорошо,— говорит,— сестрица».
Отправился в иностранну землю. Торговал долго ли, коротко ли, поторговал хорошо, вернулся домой. «Что-то, брателко,— говорит сестра,— я соскучилась, надоело мне распоряжаться, женись-ка лучше». Он не хотел, а она наперла на него и женила брателка. Вот они жили, я не знаю, сколько лет, сколько зим.
Сестра и говорит брату: «Брателко, поезжай-ко ты в иностранну землю торговать».— «Давай,— говорит,— сестрица, можно».
Вот и отправился опять в иностранну землю торговать. Молодуха глядит и думат сама себе: «Что тако, значит, сестра распоряжается им?»
Вдруг потом хозяйка заколола кобеля и написала письмо мужу в иностранну землю, что твоя сестра ошалела, заколола самолучшего кобеля. Иванушко получил письмо, прочитал: «Собаке,— говорит,— собачья и честь!» Не пожалел, значит, кобеля. Так и живет, торгует. А хозяйке отписал, что собаке, так собачья и честь, не беда, что заколот.
Хозяйка опять выдумала, заколола самолучшу корову и опять письмо ему тарабанила, что сестра ошалела и зарезала самолучшу корову. Он письмо получил от хозяйки: «Корова недорого и стоит!» — говорит и отписал это хозяйке.
Вот эта хозяйка осталась беременна и принесла младеня-мальчика и в люльке качает. А мужу отписала, что сестра мальчика заколола. Вот он это письмо получил от хозяюшки, что мальчик заколот. Недосуг ему больше торговать, отправился в свой город. Приехал домой, ничего не разговаривал, берет топор за пояс: «Ну, сестрица,— говорит,— пойдем за мной». Сестра послушала его и пошла с ним. Пришли в лес, увидели пень большой, широкой, преогромной. «Ну, сестрица,— говорит,— клади руки на пень!» Сестра положила руки, он топором тяпнул, руки покатилися по-за пню и в лягу укатились. Сам он пошел домой, сестра осталась и ревит, не знает, как достать руки из ляги. Вдруг одна рука прикатилась к берегу. Она козенками забрела в воду, лак и рука приросла у ней. Рука-то приросла, дак она той достала и другую руку. Обе руки сделались у ей, и пошла она по лесу шататься и до того по лесу дошаталась, что у ней все прирвалось, нагой стала. Вот она ходила да была — охвотничьи собаки набежали на нее и готовы съесть. Она залезла на сучья дерева и там и сидит. Охотник приехал. Глядит — человек сидит на дереве. «Если,— говорит,— крещеной — сходи, а не крещеной— пуля в бок».— «Нет,— говорит,— я крещена».— «Крещена, так сходи»,—«Мне сойти нельзя, потому нага. Брось,— говорит,— ты с себя сертук, дак я и надену».
Он сбросил сертук, она наделася и сошла. Ему заказалася така красавица, что ни в сказках сказать, ни пером написать. Он повел ее домой, во дворец: охвотник был царской сын, значит. Приводит к отцу и к матери н говорит: «Вот, тятенька и маменька, я себе невесту нашел».— «Ты,— говорят,— каку бродягу привел да и замуж хочешь. Тебе царску невесту дадут или других каких родов».— «Тятенька и маменька! Благословите: хочу жениться». Вот его и женили на ней. Повенчались и стали жить да поживать, добра наживать да лиха избегать. Эта молодушка така им показалась, что на-любоваться ей не могут, готовы за пазушкой ее носить— така им любовь пришла.
Вдруг этого Ивана-царевича на войну скомандовали, а она осталась беременна от него, эта молодушка. Вот он живет на войне, а у этой молодушки родился мальчик. Отписали его родителю: вот так и так, доброхот, у тебя родился мальчик. «Тятенька и маменька, пошлите мне мальчика с хозяйкой». А те не посылают, жалеют молодушку дай мальчика. А он пишет письмо за письмом. Царь потом и говорит: «Делать нечего, надо послать». Царь выбрал самого хорошенького енерала ехать с мальчиком и царевной. Набрал енерал солдат и поехал на корабле с солдатами, с царевной и с мальчиком. И что-то ему придумалось сходить к царевне в комнату и стал ей докучать: «Полюби меня, полюби меня!» Она не согласилась. Начал он солдатов поить допьяна. Один солдатик стоял на часах и услыхал у этого енерала речи: бросить ее в воду за то, что не согласилась — так ему совестко и боязко ее везти к мужу. Приходит этот солдатик в комнату и стал на коленки: «Царевна! так и так, тебя енерал и солдаты хотят в воду бросить. Нать тебя спасти». Она говорит: «А как ты меня спасешь?» Он говорит: «Спасу. Вот я сойму шлюпочку, солдаты шумят-гамят, не услышат, а ты соберись, и я тебя на гору». Вот он снял шлюпку и подъехал к ней под окошечко. Сели они в эту шлюпочку и на гору с царевной. Вдруг солдаты услышали, что забрякали веслами и за ними в погону. Те на берег выехали и сейчас в гору и кое-куда скрылися под колоднину. Солдаты побегали, побегали, не нашли их. Ночь пролежали они. Вот царевна говорит: «Молодец! Скажи, каких ты родов, каких городов, как тебе имя и как фамиль, я все отпишу и, если жива буду, тебя не забуду. А теперь иди с богом в свое место, куда знаешь, а я тоже пойду с мальчиком». Так они и разошлись в разны стороны.
Идет царевна с мальчиком близко ли, далеко ли, подходят под один город. В этот город пришла, а прачка на берегу платье полощет: «Госпожа прачка,— говорит,— променяемся с тобой платьями». Эта прачка и глядит глазами: «Что ты, сударыня, у тебя тако хорошо платье, а мое како платье праческо!» — «Променяй, я тебе еще приплачу».
Прачка и променяла, и переоделися. Царевна надела праческо платье, а прачка царевнино, так и разошлися. Пошла царевна по пришпекту, а прачка осталась на берегу. У купца, брата царевны, прачки не было. Он глянет в окошко, видит, идет прачка: «Эй,— говорит,— вы прачка?» — «Прачка».— «Не порядитесь ли ко мне в прачки?» — «Отчего не порядиться, только вот у меня мальчик, помешает».— «Нисколько не помешает, мы его грамоте выучим; порядитесь, пожалуйста». Она и порядилась в прачки к брату. Мальчика грамоте начали учить. Живет она в прачках долго ли, коротко ли, не знаю,— мальчик уже великонек стал, выучили его грамоте.
Вдруг царев сын с войны приезжает. На этой фате-ре обед назначен: царской сын будет тут обедать. Приехал царевич на обед к купцу. Стали обедать. Вот царевич и говорит: «А не знаете ли вы, господин хозяин, рассказать какую-нибудь историйку?» — «А вот,— говорит,— у меня есть мальчик востренькой, он вам расскажет». Купец побежал на низ мальчика спрашивать у прачки. Эта прачка и говорит сынку: «Вот что, доброхот, как ты придешь к царю, так и начни ему историйку, как сестра распоряжалась братом, и без залогу, смотри, не сказывай. Если кто тебя перебивать буде, чтобы деньги на стол клали: кто перебьет первой раз — сто рублей, а другой раз — двести рублей, а третий — триста, дальше и больше». Мальчик пришел наверх и стал рассказывать историю, а хозяйка перебила: «Каку пустошь,— говорит,— рассказыват!» — «Ну ваше царствие, не могу больше рассказывать, когда перебивают». Царевич говорит: «Рассказывай, рассказывай!» И хозяин говорит: «Рассказывай, рассказывай, дружок!» И положил сто рублей. Вот и дальше стал рассказывать мальчик, как корову невестка зарезала. Хозяйка опять н говорит: «Фу-ты, каку пустошь рассказыват!» Хозяин говорит: «Рассказывай, рассказывай, дружок!» И кладет двести рублей на стол. И царевич его просит о том же. И третью статью стал рассказывать: «У ней, у хозяйки, родился мальчик, и она того заколола». А женка купца перебивает в третий раз: «Фу, каку пустошь несет!» А купец выложил триста рублей на стол и говорит: «Рассказывай, рассказывай вперед!» И царевич тоже докучает. «Вот что,— говорит мальчик,— ваше царское величество, я дальше рассказывать буду, только поставь стражу кругом дому, солдат со штыками».
Царевич разоставил солдат под окошком, чтобы на-голи со штыком стояли. И начал мальчик рассказывать про енерала, как царь послал его на корабле везти сноху с сыном. Только стал рассказывать — енерал — бубух, бросился в окно, прямо на штыки и закололся. Тогда пришла прачка, в ноги пала царевичу: «Вот я тебе хозяйка, а ты мой муж, а это твой сынок».